to me (1/1)

Маленький Гензель был настоящим эгоистом. Даже когда он умирал, мальчик думал, что он особенный, и потому ангелы позволили ему лежать здесь, на зеленой траве, рядом с могилой его отца, и дышать одним воздухом со мной. чья-то красавица Гретель_Сегодня был особенный день. Сегодня люди не были ближе мне так, как и раньше, погода оставалась по-прежнему никакой, и плевал я на дождь за окнами, который идет уже третий день подряд. Радует только одно: ничего не помню. Не помню, когда и зачем родился, не помню отца, не помню тебя и то, где мы жили, пока мы были – думаю, меня тупо не было в прошлом. Все остались там, а я один, как черт, ничего не помню и не вспомню. Думаю, это все давно растаявший в водке лед. Порой так после него стучит в висках, что мне кажется, будто я – синий и холодный труп. Ощущение, что я спиной упал в огромный сугроб и меня заносит снегом; и вот я уже сам сугроб, который намело за ночь. А дворники настолько пьяны и ничего не соображают, что пройдут мимо кучи снега и, на радость мне, не потревожат мой глубокий сон. Потом мимо пробежит беззубый паренек лет пяти и обязательно захочет попробовать этот грязный снег. Ведь то, что он белый, еще не говорит о том, что он чистый. Маленький дурачок положит немного себе на язык, распробует, выплюнет, звонко рассмеется и побежит догонять свою сердитую мать, выкрикивая на ходу извинения. ?Я честно-пречестно не заболею?, – остановившись, скажет он ей вслед, а она, продолжая идти, даже не попробует поверить в искренность его слов. ?Маленький ты еще, и глупый?. – И все равно, что мне сегодня двадцать. Да я в жизни не собираюсь есть чертов снег. Сегодня решил остаться тут, в квартире Темы, и не проводить полдня на виду у прохожих. В университет я тоже не пойду – там она, там слишком много ее. Курить я, вроде как, пытаюсь бросить и пока боюсь сорваться. - Ты идешь? – Рядом со мной оказался Тема в его новой полосатой рубашке. - Нет, – мотнул головой я. Надо было объясниться с ним, но как. – Пятницу я решил провести лежа на диване и уткнувшись в телевизор. У тебя есть… - А у тебя есть она? Маакс, у тебя совесть есть? – Никогда раньше не видел его таким раздраженным. Я был пьян уже с утра, поэтому ситуация меня, скорее, забавляла. Тему нет. И вообще я заметил, что он изменился с того момента, как я въехал к нему. Думаю, он все-таки бросил курить. – Прости, я просто подумал, что весь четверг ты проваляешься на диване, а сегодня пойдешь и начнешь все заново. Видимо, ошибся. Не мог же я рассказать ему обо всем в таком состоянии. Поэтому решил промолчать и притвориться, будто меня здесь никогда и не было. С отцом такая штука всегда срабатывала. Даже сейчас, лежа на земле под толстым слоем снега, слышу его срывающийся с хрипотцой голос. ?Ведешь себя как идиот несовершеннолетний?. – Мне было десять, мать твою. Видимо, оттаяв и сбросив с себя пару лишних килограмм льда, он снова спрашивает, но уже как прежний Тема:- Отец звонил? – В ответ ему отрицательно качаю головой. С водкой в крови не нахожу нужных слов, чтобы ответить ему, а обижать его не хочется. – А ты ему? – Тут меня охватывает жуткая паника. Понимаю, что он ровным счетом ничего не понимает, и я не могу исправить этого. Тема, наверное, так не думает, как думаю я или отец. Если один человек сказал другому: ?прощай?, – значит, это навсегда. Не бывает временного ?прощай?, как не бывает любви там, где только эгоизм. Но мне так сложно сказать ему это, что я лучше продолжу играть. Придумай ложь, ну. Я как заботливая хозяйка и просто нетрезвый парень провожаю товарища до двери. Подаю ему зонт, думая, подаст ли кто зонт тебе и сколько часов ты спала сегодня ночью. Как там твое новое сердце и ничего, если я позвоню тебе без повода, чтобы узнать про твои дела. Думаю, ничего не случится. Я не позвоню тебе – ты мне не нужна. Еще подумываю над тем, не отдать ли отцу деньги, но это, скорее всего, вечером. Тут я уже должен быть в состоянии отвечать за свои поступки. Да и увидеться с ним будет крайне сложно: в последнее время мне ничего не светит, кроме встречных огней в лобовое стекло. Через секунду я теряю равновесие. Лежу на полу в прихожей и вижу окна. Не такие большие, как у нас дома, и не такие, как в автобусах – покрытые приличным слоем инея с лицом придурка в самодельной ?дыре?, – обычные окна. Я вижу окна, а в них – Владимира, склонившегося над моим перекошенным от лишнего ?фэйсом? и пускающего слюни мне на щеку. Потом подходит Тема, отгоняет его и помогает мне встать. Я вижу, как в одно мгновение напрягаются мышцы на его руках, как он силится поставить меня на ноги и у него ничего не выходит. Мне же дико хорошо и плохо одновременно, чтобы помочь ему хоть чем-то. Я улыбаюсь, ощущая приятную теплоту, прокатившуюся по моей расслабленной спине и потерявшуюся где-то в ногах. - Маакс, да черт тебя дери! – Выкрикивает мне в ухо Тема и отходит в сторону, оставляя валяться меня на полу. Я собираюсь с силами и приподнимаю голову, чтобы убедиться, что он еще никуда не ушел. Нет. Он стоит у стены, собрав руки на груди, и смотрит на то, как я медленно опускаюсь на самое дно, подобно морскому планктону. Такой же беззащитный и безобразный, немного салатового цвета. - Хватит с черта. – Мой голос больше напоминает немое мычание. Я все-таки поднимаюсь на ноги; хоть меня немного и укачивает, но я продолжаю стоять, пытаясь поймать руками невидимые перила и крепко схватиться за них. В этот момент чувствую, как что-то липкое, мокрое и немного холодное, похожее на плавящийся кусок льда, стекает по моей щеке и шее, затекая за ворот футболки. Я догадываюсь, что это слюни Владимира, но в голове возникает совсем другая картина. Помню точно – это был сон, ради которого я бы согласился продать душу. Что-то весьма холодное, скорее, ледяное касается моих слегка приподнятых плеч. Я не чувствую страха; чувствую некий дискомфорт в области груди, и он исходит изнутри. Будто кто-то пытается усыпить мою бдительность и стащить сердце, а оно, вроде как, даже поддается ему: постоянно набирает темп и за секунду сбрасывает его до нуля, начиная заново. Оно, похоже, вырывается наружу. Кровь то кипит в жилах, то остывает, превращая меня в отколовшийся кусок от айсберга, дрейфующего в открытом океане. Таком открытом, что я вижу, как тонет планктон и со дна поднимается мелкая рыбешка-уродец, не имеющая плавников, зато имеющая быстродвижущийся хвост. Что-то теплое и влажное скользит точно по линии скул, останавливается у моих приоткрытых губ и спускается ниже, к шее. Издалека улавливаю его дыхание и запах холодного тела, горящего адским пламенем. Запах горящей человеческой плоти врезается мне в нос, и я отстраняюсь от него. Мне становится лучше. Сердце не пытается вырваться из грудной клетки и продолжает машинально гнать кровь по сосудам. Я чувствую, что готов проснуться, и последнее, что вижу перед тем, как сделать это, – ее лицо. Она безбожно красива. Она мертва. Пока я отходил ото сна, Тема успел собраться и уже открывал входную дверь. - Если целый день собираешься просидеть дома, то хотя бы выгуляй его. – Он, не оборачиваясь, пальцем ткнул в довольного Владимира, который гонялся за хвостом, которого у него, кстати, не было. Был один жалкий обрубок – подобие, ничего большего. – И поаккуратней с ним, договорились? – Тема обернулся и пристально посмотрел на меня, надеясь встретиться со мной взглядом. Я никогда не любил подобные моменты, поэтому проигнорировал все его попытки и вяло ответил, не скрывая своего недовольства и лени:- Твой Владимир – обычный мопс. Я вообще не понимаю, как ему с такой рожей жить хочется, не то, что дышать свежим воздухом. Ушел он, показав средний палец и сказав, чтобы я убирался к черту. Но только после того, как выгуляю псину. А я снова пошел в кухню, кинул в бокал кусочек льда и принялся наблюдать за тем, как он медленно тает и как получившиеся капли воды, смешиваясь с оставшейся на дне водкой, лишают ее градуса, а меня – смысла. мой мертвый Гензель, завещаю тебе февраль_Все-таки я решился позвонить отцу и узнать, могу ли я прийти повидаться с ним. Трубку взяла Инночка, сказала: ?этого дома нет?. При мне она никогда не называла его по имени; чаще ?твой отец? или ?это? – так Инночка звала его, когда они серьезно ссорились. Она было хотела еще что-то добавить, но я положил трубку. Голос у нее был очень мерзкий, как гвоздем по зеркалу. Я думал позвонить ему на мобильный, но струсил и решил, что еще неделю не буду пытаться дозвониться до отца. В дверь постучали, когда я собрался лечь спать. Сначала не хотел открывать, думал – сами уйдут. Они, похоже, так не думали. - Чего тебе? – Даже не посмотрел, кто стоит по ту сторону. Дверь открыл пошире, чтобы эти не подумали, будто бы я боюсь. - Я к заказчику приехала. Это ты звонил? – Она окинула меня оценивающим взглядом, после чего незаметно поправила чулок и вновь уставилась на меня. Что-то внутри непроизвольно сжалось, и я продолжил свое падение вниз, на самое дно, как простейший организм: без всякого права на лишнюю долю кислорода. Падение длилось всего несколько секунд, а затем я выдохнул ей прямо в лицо:- Это был не я. Она только причмокнула ярко-красными губами, но с места не сдвинулась. ?Проститутка, проститутка?. – Вспомнил, как в детстве дразнил одну девчонку, которая меня жутко раздражала. Она была такой глупой, что буквально хотелось дать ей разочек по мозгам, чтобы вправить их. Если они и не были с ней похожи, то мне все равно хочется крикнуть ей в лицо то же самое. ?Проститутка, проститутка?. – Оставить ее за собой и бежать отсюда далеко-далеко. Бежать так, чтобы когда я остановился, у меня была только одна мысль – бежать дальше. Но. От нее, может, я и убегу; от них – никогда. Пусть они уже не они, а что-то в ебаном внутри продолжает любить. Это был немой эгоизм. - Я уже поняла. – Она кивнула мне и сощурилась. – Значит, денег у тебя нет? – Теперь еще и губки надула. Как будто это из-за меня она стала такой, а не какой-нибудь другой. Да может ее судьба – быть шлюхой до конца жизни. - Нет, у меня есть немного, но на тебя я их тратить не собираюсь. Предположим, ты не в моем вкусе. – Время. Надо было кончать ломать комедию. Стереотип, что все эти – безумно красивые твари, терпел бедствие прямо у меня на глазах. Его бы не спасли даже ее худые ноги и напряженные икроножные мышцы, обтянутые матовой кожей, наверняка, бронзового оттенка. – Вообще-то это не моя квартира, и я не живу здесь. Здесь живет мой товарищ. Ты заходи как-нибудь вечером, когда он дома будет. Может, перепадет тебе чего. Она стояла, наклонив голову немного вбок, похожая на маленькую птичку, о которой я читал когда-то в детстве, и явно не понимала, что сейчас произошло. Но, видимо, испугавшись затянувшейся паузы и отсутствия реакции со своей стороны, передернула плечиками и снова наклонилась вперед, чтобы поправить сползший чулок. Потом опять выпрямилась и, скользнув по мне презрительным взглядом, повернулась в сторону лифта. - Хорошо, Макс, зайду позже. _Good morning, my little bird