Часть 3 (1/1)

Когда они молча дошли до покоев Мурада?— те были расположены ближе,?— он приказал агам отворить двери. Валиде зашла первой и принялась озираться.—?Здесь ничего не изменилось,?— сказала она, пройдясь взглядом письменному столу с разложенной посреди картой Средиземноморья, по небрежно составленным стопкам книг, полупустым шкафам с лепниной, настенным подсвечникам и завешенным полупрозрачной тканью окнам с видом на дворцовые коридоры.В правой стороне покоев, на возвышении, размещались просторный диван и обеденный столик, чуть поодаль?— кровать с навесом. Двери на балкон напротив входных были привычно распахнуты.—?Разве должно было? —?пожал плечами Мурад.Лицо валиде выражало томление. Она опустила голову, и теперь он созерцал ее тиару, усыпанную камнями. Зрелище сбило его с толку: ему сразу вспомнился давний поход в одну из тайных сокровищниц. Тогда ему казалось, что все обнаруженные там богатства были последним источником силы Кёсем-султан, но сейчас, глядя на обилие алмазов, Мурад в этом сомневался. Она вполне могла найти выход?— например, продав пару-тройку поместий, приобретенных еще при жизни султана Ахмеда.Мурад подавил смешок. Он не понимал, ужасаться или восхищаться этим талантом. Невозможно было вспомнить ни одной наложницы, сколотившей такое состояние за восемь лет при султане.—?Мурад,?— позвала его валиде. Она явно не знала, как себя вести; неестественно выпрямилась, смотрела нарочито спокойно,?— и в то же время сложила руки перед собой, будто защищаясь. Мурад сам удивился тому, как легко распознал эту неуверенность: в детстве чувства валиде казались ему недосягаемыми. —?Я понимаю, тебе будет сложно меня понять. Но, прошу, выслушай меня.Он приподнял бровь. Однако, несмотря на проснувшиеся в ответ на последние слова недоверие и язвительность, приглашающе указал на тахту. Ему было любопытно, что именно скажет валиде. За долгие годы она так и не потрудилась объясниться ни перед ним, ни перед младшими сыновьями?— неужели попытается сейчас?—?Я вас слушаю,?— сказал он, умышленно отодвинувшись: предательски умиротворяющее чувство начало расползаться в груди.—?Мурад,?— послышался твердый голос валиде. —?Я не знаю, что наговорила тебе Гюльбахар много лет назад… Но поверь, я никогда не хотела оставлять вас.Мурад закрыл глаза и тихо выдохнул. Ничего удивительного. Он предполагал, что она станет убеждать в бесконечной любви, говорить, как тосковала… Все это уже было им обдумано на протяжении последней недели.—?Что бы я ни сделала, я сделала ради вашего блага. Ты не должен доверять словам врагов.Мурад покачал головой, гася в себе желание грубо прервать эту беседу.—?О каких врагах вы говорите? —?стиснув зубы, спросил он и медленно повернулся к валиде. —?О Баязиде?В глазах той засело непонимание.—?Не смейте лгать мне,?— с укором сказал Мурад. —?Вы хотели свергнуть его. Хотели запереть в кафесе или казнить?— я не знаю, что хуже. Я стал свидетелем ваших тайных встреч и переговоров задолго до того, как узнал правду. Вы предали династию.На последних словах валиде дернула бровями. Видимо, ей захотелось что-то возразить, но Мурад не дал вставить и слова.—?Как вы можете оправдать себя? —?хмыкнул он, неосознанно подтягиваясь ближе. Осознание того, что впервые за двенадцать лет он находился с валиде наедине и мог высказать все ей в лицо, разбудило в Мураде такой азарт, которого он не испытывал даже во время их утренней перепалки. —?В детстве я верил вам. Однако после того, как вы покусились на жизнь моего брата… Как вы могли принести его в жертву своих амбиций?!—?Амбиций? —?переспросила валиде, прищурившись. Она все еще сохраняла лицо, но за напускной уверенностью читалась обида.Мурад кивнул.—?Я знал, что ради власти женщины этого дворца шли на отчаянные поступки, но не думал, что вы окажетесь такой же,?— сказал он и горько улыбнулся. Это действительно его печалило: образ любящей матери разрушился у него на глазах, когда он был совсем ребенком. Ах, как искренне он заступался за нее первое время! как гнал прочь казавшиеся кощунственными мысли о том, что валиде на самом деле никогда не любила Баязида.И все же слишком многое должно было совпасть, чтобы она оказалась невиновной.?Твоя валиде… —?раздался в голове Мурада голос Гюльбахар-султан,?— никогда не могла принять то, что на престол взошел мой сын. Она была любимой женой султана Ахмеда, в последние годы его жизни управляла гаремом. Твой отец даже отдал ей комнаты покойной валиде-султан. И теперь, когда их по праву заняла я, когда твой брат Баязид стал султаном…?Ход мыслей Мурада прервало уязвленное:—?Не говори слов, о которых потом пожалеешь.Ему вдруг захотелось громко рассмеяться. Он поднялся и принялся ходить из стороны в сторону, заложив руки за спину. Ну конечно. Пристыдить?— единственное, что могла сделать валиде в таком положении.—?Давайте лучше поговорим о том, почему вы здесь. Мы ведь тогда не закончили,?— сказал он, тщательно сдерживая подступающее раздражение.Валиде повела головой вбок. Вряд ли этот жест отражал любопытство?— скорее, ее застало врасплох намерение Мурада продолжить утренний разговор.—?Это вы надоумили Касыма? —?озвучил свою мысль Мурад, устремив на нее хищный взгляд. —?Он наивно верит, что ваша попытка дворцового переворота?— лишь недоразумение.—?О чем ты говоришь? —?поморщилась валиде. —?Я уже сказала, что лишь захотела повидать своих детей.—?Вы лжете,?— отрезал Мурад.У него не было доказательств, но он всем нутром чувствовал, что она что-то задумала. Какие-то догадки вертелись в голове, но не были достаточно осязаемыми, чтобы он их изловил. Что же такого могли произойти, что валиде прибыла?..—?Вы написали Касыму, что сильно соскучились? Или же не постеснялись выразиться прямо? —?усмехнулся Мурад. Вся ситуация, как ни странно, забавляла его.Валиде была напряжена, ему казалось, что она держалась из последних сил, дабы не встать и не накричать на него. В детстве такого ни разу не случалось, но, как он уже успел понять, теперь ее вывести из себя было для него проще простого.—?Почему Касым попросил Баязида вернуть вас именно сейчас? —?Мурад остановился, вглядываясь в опасно поблескивающие глаза напротив. Он и не заметил, как подошел слишком близко и, наклонившись, пристально уставился на валиде.—?Ты не знаешь, в чем обвиняешь меня,?— почти что прошипела Кёсем-султан в ответ. —?Если бы не я, не было бы той династии, в предательстве которой ты меня обвинил.—?Неужели? —?поднял бровь Мурад. —?Значит, поэтому вы стыдливо отмалчивались все эти годы. Не хватило смелости рассказать о героическом поступке?—?Мурад!Валиде вскочила, подобно яростной фурии, и схватила его за руку. Его вдруг словно обожгло, он сжал челюсти и поскорее вырвался. Валиде задохнулась от такого ответа?— и неторопливо отступила. Уже спокойнее она сказала:—?Я не хочу впутывать вас. Я не Гюльбахар, и вы не падете жертвами этой войны. Я лишь хочу, чтобы ты верил мне на слово. Я никогда не желала вам зла. Перестань считать меня своим врагом.Мурад наконец дал волю чувствам и рассмеялся. Правда, вышло не столь уверенно, как он хотел: прикосновение все еще отдавалось жаром.Он сцепил руки за спиной и, по-прежнему улыбаясь, посмотрел на валиде.—?Почему же? —?спросил он. —?Почему вы не расскажете? Неужели не можете найти достойного оправдания? Я ведь долгие месяцы ждал, что вы объяснитесь. И не смейте говорить, что вы ничего не поняли. Вы должны были догадаться, как только я перестал писать.—?Я не собиралась ни перед кем оправдываться,?— уверенно заявила валиде. —?Все, что я сделала, было ради вас. Даже мое молчание.Мурад закивал, так, словно услышанное его ни капли не удивило. Он и не надеялся, что валиде перевернет его картину мира, все объяснит или хотя бы попросит прощения. Последнее уж точно не было в ее характере.И, невзирая на то, что по непонятной причине он не мог разгневаться на нее так, как это случалось, пока они были на расстоянии, он отчаянно старался.—?Сынок,?— уже мягче добавила валиде, пользуясь повисшей в покоях тишиной,?— все не так, как ты думаешь. Я лишь хочу, чтобы ты знал…—?Довольно, валиде,?— Мурад поднял ладонь и развернулся. —?Я устал от вашей лжи. Вам не хватило смелости признаться мне двенадцать лет назад и не хватает сейчас. Оставьте меня одного.Он подошел к столику у дивана и задумчиво оглядел подносы с фруктами и сладостями. После плотного ужина у Баязида есть не хотелось?— хотелось выпить. И, пока Мурад раздумывал, разумно ли будет приказать агам принести вина прямо при валиде, та нетерпеливо окликнула его.Он обернулся.—?Касым и Ибрагим тоже твои братья. Неужели их судьба не заботит тебя? —?сказала валиде. В ее глазах плескалось что-то неявное, но тяжелое и мрачное. Это ?что-то? и заставило сердце Мурада отозваться гулким ударом. В горле пересохло.—?Что это значит? —?нахмурился Мурад. Тон валиде показался ему непривычно убедительным. Она подошла к нему и взяла за руку, на этот раз почти бережно.—?Знаю, в это тяжело поверить. Но твоим братьям грозит настоящая опасность. Не так давно я получила весть от верных мне людей, Гюльбахар что-то задумала. Боюсь, она хочет вашей смерти.—?Гюльбахар-султан? —?сглотнул Мурад, все еще растерянный.Валиде кивнула. Ее пальцы ласково огладили ладонь Мурада.—?Я не знаю, в чем заключается ее план, но нам не помешает принять меры предосторожности. Послушай, сынок, она даже по снегу ходит, не оставляя следов.—?О чем вы говорите? —?Мурад часто заморгал. Поверить в то, что Гюльбахар султан желала смерти братьям, было невозможно. —?С чего бы ей так поступать? Мы годами жили во дворце, она всегда была любезна с нами.Валиде смотрела на него, и взор ее был нечитаем.—?Вы… —?протянул Мурад. А затем все догадки, все сомнения разом ворвались в голову. —?Вы… уже с таким сталкивались?Последние его слова, в общем-то, не были вопросом. Он замер в изумлении, разрываясь от сошедшихся в схватке внутренних противоречий. Гюльбахар-султан никогда не позволяла заподозрить себя в дурных намерениях. Всегда обходительная, учтивая, несмотря на случай с валиде, она не поменяла своего теплого отношения к Мураду и младшим братьям. И все же после сказанного валиде он задумался. Те хваткие, острые взгляды, которые он ощущал на себе в детстве; поход в сокровищницу, долгие убеждения и рассказы о валиде, о ее честолюбии и крамольных желаниях; и в то же время?— сдержанная улыбка на сегодняшнем ужине. Гюльбахар-султан, определенно, умела носить маску. Мурад не знал, как это укрылось не только от него, но и от внимательного Касыма. Будь тот чуть старше…Мурад покачал головой. Возможно, он зря так подумал о Гюльбахар-султан. Ведь сокрывшей от него правду была именно валиде.Он развернулся и сосредоточенно посмотрел на нее.—?Почему вы не сказали мне?—?Ты был ребенком,?— ответила валиде. —?Эта война?— наша с Гюльбахар. Она хотела впутать сюда Баязида, но я не позволила. Я лишь хочу, чтобы ты поверил мне.Мурад вдруг ощутил, как у него заболела голова. Возможно, то были остаточные последствия его ночного пиршества… Но что-то подсказывало ему: виной тому был переизбыток противоречивых мыслей.Верить валиде было непривычно. Но, когда речь заходила о безопасности братьев, Мурад был готов на все.—?Письма всегда доходили не вскрытыми,?— заметил он с долей укоризны. —?Вы могли сообщить мне. Что произошло, валиде?Она промолчала. Ее глаза опустились, а руки оказались вновь сложенными в странной манере, словно ей было неудобно.—?Вы… мне не доверяете? —?уже тише спросил Мурад. Неприятный холодок пробежал по спине.—?Дело не в доверии, Мурад.—?А в чем же? —?прищурился он. —?Я больше не ребенок. И я сделаю все, чтобы защитить братьев. Как же я могу уберечь их от того, чего не знаю сам?! —?последние слова он почти выкрикнул, настолько разворачивающаяся в его разуме картина раздражала его. С одной стороны была валиде, годами молчавшая, принявшая решения вести игру в тайне от сыновей. Попытавшаяся свергнуть Баязида. С другой стороны?— Гюльбахар-султан, годами жившая с Мурадом под одним куполом. Он не знал, кому верить.И в то же время?— сердце его предсказуемо тянулось к валиде.Он не знал, почему та годами молчала. Не знал, почему даже сейчас не могла рассказать все целиком. На памяти Мурада она никогда ничего не боялась?— тогда почему каждое слово приходилось вытягивать из нее клещами?—?Валиде,?— вздохнул он и повернул голову в сторону распахнутых дверей на балкон. —?Если вы хотите, чтобы я вам поверил, то расскажете все до мельчайшей детали. Не ждите, что я так просто поведусь на ваш слезливый рассказ и брошусь в объятия.Эта беседа сморила его. Хотелось поскорее расслабиться. Он подошел к балкону, вдыхая морской воздух.Кёсем-султан вздохнула.—?Мурад. Я… не могла. Я не доверяла Гюльбахар. Малейший мой просчет мог навредить вам. Держать вас в неведении было лучше, нежели втягивать в нашу с ней войну.Мурад недоверчиво на нее покосился. Она оказалась совсем рядом?— видимо, тоже пожелала подышать свежим воздухом. Сейчас ее лицо не выражало ровным счетом ничего.—?Поэтому вы предпочли отдалиться от меня? —?фыркнул Мурад. Аура недосказанности выступала для него лишь раздражителем. —?Не прикрывайтесь благими намерениями. Должно быть что-то еще. Но вы до сих пор считаете меня ребенком, не так ли?—?Сынок, не говори так,?— она потянулась к нему, но он отпрянул.—?Уже поздно. Если решите все рассказать?— я выслушаю. Но не думайте, что я прощу вам все лишь потому, что вы того захотели.Несмотря на эти слова, обиды в Мураде почти не осталось. На ее место пришло сожаление: о том, что судьба их разлучила, о том, что никто из них не додумался сделать первый шаг. Похоже, они были одинаково упрямы.Мысли насчет Гюльбахар-султан все еще отдавались головной болью. Мурад уселся на диван подле стола с угощениями и сжал виски. Краем глаза он наблюдал за валиде: та подошла к балкону и закрыла двери на засов. Приятная прохлада все еще клубилась в воздухе, но ветер перестал разноситься по покоям. Мурад вопросительно уставился на валиде.—?Ты простудишься,?— сказала она и как ни в чем не бывало направилась к выходу. По всей видимости, она так и не сочла Мурада достойным правды. Раздражение привычно зарождалось под ребрами.В шее тут же кольнуло напоминанием о сегодняшнем утре, и Мурад скривился. Он ведь почти простудился сегодня ночью. Как… странно.Валиде замерла у самых дверей.—?Спокойной ночи,?сынок,?— сказала она.—?Спокойной ночи, валиде,?— ответил он и, когда двери закрылись, расслабленно повалился на подушки.Младшие братья, предательство, Гюльбахар-султан?— все смешалось, образовав в голове большой снежный ком. Валиде скрывала всю правду, а может?— просто обвела Мурада вокруг пальца; в любом случае он не мог это проверить. И оттого было еще невыносимее, ведь, несмотря на всю скомканность и незавершенность рассказа, ей хотелось довериться.Спустя долгие годы вновь обрести веру в любящую его Кёсем-султан…Мурад тяжело вздохнул. Он не мог признать собственное бессилие, не мог сидеть сложа руки, если братьям угрожала опасность. Но сейчас он чувствовал себя таким уставшим, что не сдержался и позвал стражу.Приказав принести побольше вина, он закрыл глаза.***Мурад хорошо помнил тот день, когда впервые испил вино. Это случилось на его семнадцатилетие, по любопытному стечению обстоятельств?— спустя почти десять лет после отъезда Кёсем-султан. С самого утра Мурад не находил себе места, скитался по дворцовому саду и даже впервые за долгое время пренебрег поединком с единственным достойным соперником, не считая старшего брата,?— Хусейном-агой. А, вернувшись в покои, отчего-то вспомнил одну из своих чудом удавшихся вылазок за пределы дворца и то, как, будучи еще мальчишкой, из любопытства заглянул в кабак, принадлежавший местному то ли греку, то ли еврею.Увиденное его поразило. Десятки пьяных тел о чем-то увлеченно спорили, вскакивали с мест и лезли друг на друга с кулаками, в то время как рядом крутились полураздетые девицы и при удобном случае подносили выпивку. На полу валялись глиняные черепки, битое стекло и рассыпанные кем-то мангиры. Тогда Мурад пулей вылетел из кабака, попутно отряхиваясь, словно весь извалялся в грязи, и долго старался не думать о красных, опухших лицах ?правоверных? мусульман, кажущихся уж больно счастливыми и беззаботными. Однако так вышло, что его знание не исчезло и спустя много лет.В тот же день, когда Мурад вспомнил о своем скромном приключении, он решительно подозвал слугу и приказал раздобыть хорошего вина. А уже вечером?— наслаждался его сладковатым привкусом и отвлеченно подмечал приятную пустоту в голове.Но было в жизни Мурада кое-что намного важнее собственных переживаний: братья. Ради того, чтобы их обрадовать, порой он шел на необдуманные, рискованные поступки. Но бывало так, что поступки эти заканчивались грандиозной удачей.Однажды, проходя мимо домов зажиточных горожан (предварительно сбежав из дворца), он познакомился с престарелым евреем-ростовщиком. Один глаз того был неестественно бледен, другой?— еле видел. Однако это не мешало старику ловко пересчитывать монеты и безошибочно определять стоимость любого предмета. Помимо получения прибыли с должников он коллекционировал заморские вещицы, которые приобретал во время своих частых путешествий. Иногда то были обычные безделушки, а иногда настоящие ценности, достойные нахождения во дворцах государей.Удивительно грамотная речь Мурада?— предусмотрительно одетого в обноски для пущей неприметности,?— подкупила старого скрягу, и он пригласил его в особняк, посмотреть на коллекцию. Там Мурад и наткнулся на до блеска начищенную венецианскую глефу. Она была повешена на стену таким образом, что ее острие почти прикасалось к острию османского ятагана. Приставленные друг к другу лезвия, очевидно, символизировали вечные столкновения между двумя государствами: Мурад часто проводил вечера в дворцовой библиотеке и немало времени уделил именно этому периоду в истории.Несмотря на пристрастие к коллекционированию и ценным вещам, сраженный начитанностью ?бедного? ребенка ростовщик отдал тому глефу задаром. Мурад прекрасно помнил, как, довольный, прибежал во дворец и первым делом показал ее братьям. Ибрагим был слишком мал и не впечатлился, но Касым еще долго разглядывал причудливую гравировку на голомени. Тогда Мурад решил, что глефа останется у младшего брата.На следующий день Мурад вернулся к ростовщику, чтобы заплатить. Развязал небольшой мех, и оттуда, сверкая на солнце, показались акче. Мурад не назвал ни своего имени, ни титула?— но ему показалось, что единственный видящий глаз старика хитро сверкнул. Мурад еще долго не мог поверить, что запросто обхитрил умудренного жизнью скрягу, а, когда осознал, что тот непременно догадался еще при первой встрече?— вовсе не обиделся.С тех пор глефа лежала у Касыма в покоях, как напоминание об очередном приключении Мурада.Братья были его всем. Он провел детство, тренируясь, чтобы защитить их. Всегда был первым среди тех, кто радовался их успехам, и тех, кто поддерживал при неудачах. И все же разница в возрасте сыграла свою роль: каким бы заботливым старшим братом Мурад ни был, Касым и Ибрагим росли друг с другом. Время, когда они все вместе могли носиться по дворцовым коридорам, быстро прошло. Мураду пришлось шагнуть во взрослую жизнь. В этой жизни он был обязан взять на себя ответственность: усердно заниматься, оттачивать умения в бою, вести себя достойно титула. С последним, правда, не срослось: Мурад не изменил привычке слушать лишь себя.Он старался чаще навещать братьев, не дать почувствовать свое отсутствие, но сам понимал, что как раньше?— не получится. Больше он не играл с Касымом, а беседовал с Баязидом о делах государства; они вместе строили планы, тренировались. Поначалу все это было лишь детской игрой, но они в самом деле желали всегда стоять плечом к плечу. Иногда Баязид приглашал Мурада к себе, и они слушали доклады великого визиря Синана-паши о состоянии войск, казне и настроениях в народе. Гюльбахар-султан тоже была там; не действуя в открытую, она все же была одним из главных советчиков Баязида.Мурад любил старшего брата не меньше младших. Долгие годы он был почти неразлучен с ним, и все дворцовые сановники знали, что падишах ни на шаг не отходил от первого наследника: брал его с собой на охоту, вылазки, прогулки по столице. Возможно, злые языки и плевались ядом за спиной. Но Мурад не обращал на них внимания.Пока он и Баязид были заняты своими делами, Касым с Ибрагимом росли на глазах, превращаясь из прытких, непослушных шехзаде в смышленых юношей. Особенно, ввиду возраста, таковым становился Касым. Поначалу Мурад старался держать его подальше от своих опасных увлечений, но оказалось, что тот вовсе не горел желанием рисковать жизнью. Все больше Мурад стал подмечать его рассудительность, внимательность к деталям. Иногда за игрой в шахматы Касым ставил его в сложное положение. Да и подрастя, не раз показывал свою расчетливость в сражении на саблях. Видя огромную разницу в силе и умении, он брал неожиданными, резкими выпадами; по наставлению Мурада, прощупывал слабые места противника.Лишь одна тема была для них закрыта. Валиде. Касым, зная, что Ибрагим проводил неизменно больше времени с ним, сумел убедить брата в ее невиновности. Разумеется, сам он знал немногое: Мурад не делился подробностями, лишь объяснил, почему перестал писать письма. Однако Ибрагим поверил и так. И Мурад понимал его. Проведя всю жизнь без валиде, он бы и сам охотно признал ее невиновность. Понимал он и Касыма: тот не был так сильно привязан к Баязиду, к тому же сам рассказ Мурада был скуден, не раскрывал всех подробностей.Прошлое валиде не стало камнем преткновения между братьями. Они всегда старались обходить эту тему, находить другие, молчать, когда нужно,?— и это спасало их от неизбежных ссор. Однако сегодня… сегодня все было иначе. Мурад так и не смог забыть страх в глазах Касыма и свой собственный голос, больше похожий на рычание бешеного зверя. Вместо того чтобы сорвать злость на ком-нибудь другом, он отыгрался на младшем брате.Позже, выйдя в сад, во время тренировки он чуть не перерезал горло одному из бостанджи. Тот побледнел, затем покраснел?— только чудом не сорвался с места, невзирая на долг и высокое жалование. В знак уважения Мурад бросил в него пузатый мешочек с акче. Следом эмоции поутихли, перешли в неловкость, стыдливость. А ныне, когда старинные часы пробили полночь… Меньше всего Мураду хотелось оставлять все как есть.Вот уже битый час он сидел на одном месте, пытаясь протрезветь, и вспоминал детство, проведенное с братьями. Баязид, Касым, Ибрагим?— все они были одинаково ему дороги. Потерять одного из них он не желал. И, не вытерпев мучительного ожидания, он поднялся и поставил пустой стакан на поднос. Пошатнувшись, он вышел и направился к Касыму. Ничуть не удивленные неровной походке первого наследника аги тихо шли следом.

Вскоре Мурад завидел нужные покои: те располагались недалеко от его собственных; в детстве Касым часто бегал к нему, оттесняя аг и одалисок. Мурад остановился и долго смотрел в одну точку, прежде чем спросить:—?Касым у себя?Он сам удивился тому, каким разборчивым оставался его голос. Но это было ему на руку: он не любил, когда братья становились свидетелями его пагубного пристрастия. Переминаясь с ноги на ногу, он наблюдал за тем, как стражник мягко покачал головой.—?Нет, шехзаде.?Шехзаде Касым и Ибрагим остались в покоях Кёсем-султан.Сначала до Мурада не дошло. Лишь спустя пару секунд он нахмурился и невпопад кивнул.Кёсем-султан… Похоже, натянутый разговор с ней был лишь у него одного.Отчего-то эта мысль упорно не желала выходить из головы, вызывая чувство, больше похожее на зависть. Братья не нуждались в правде, могли принять валиде такой как есть. Мураду этого было недостаточно. Он был готов до последнего бороться с зовом сердца, лишь бы не поддаваться забвению и заманчивым речам.?Я никогда не желала вам зла…?Как бы искренне это ни звучало, перед глазами все еще стояла та валиде из прошлого?— с пустым, стеклянным взглядом и гордо вздернутой головой. Та валиде, что не проронила ни слезинки, расставаясь с детьми. И Мурад не собирался верить ей без единого доказательства.Он молча развернулся. Не пожелав видеть счастливую сцену воссоединения матери с сыновьями, он направился не к Кёсем-султан, а обратно, к себе в покои.