У Рубикона (1/2)

— И ты вот так просто ему поверила?

«И ты вот так просто ему поверила?» — передразниваю дотошного Кингсли в мыслях. Он уже битый час меня допрашивает в присутствии угрюмого Билла и время от времени заглядывающей сюда по самым невероятным предлогам миссис Уизли. Лица у всех мрачные, будто Волдеморт уже вернулся, а Амбридж сидит здесь, в гостиной на Гриммо, с нарядом авроров. Бесспорно, то, как было получено это контрзаклятие, может не укладываться в нормы морали, но, черт возьми, я только что спасла человеческую жизнь! Грейнджер не умрет, выйдет замуж, родит какого-нибудь маленького зануду, спасет от рабства всех эльфов, будет украшать первые страницы газет своими научными открытиями. Неужели все те риски, на которые я вынуждена была пойти, себя не оправдали?

— Да, — отвечаю сухо и безэмоционально.

Я устала, очень нуждаюсь в душе и сне. Хорошо хоть от завтрака с Антонином не отказалась. Мыслями я постоянно возвращаюсь к нему — не обманул. Теперь уже я точно могу утверждать, что Антонин Долохов заявился в паб, где я работаю, пробил насквозь кисть руки байкера-хама, передал контрзаклятие и, совершенно не требуя ничего взамен (а ведь скрипучая кровать была у нас под боком), потратил полночи на мое обучение. Не то чтобы я была очень ветреной или, упаси Моргана, влюбчивой — в конце концов, это не я бегала по Хогвартсу с воплями «Бон-Бон» — но, клянусь, мое женское самолюбие никогда еще так не баловали. О том, что Тони по-прежнему действующий Пожиратель Смерти, сбежавший из Азкабана дважды, и просто мастерский дуэлянт, я стараюсь не думать. Могу я хоть один раз сконцентрироваться на хорошем, даже если это абсолютно иррационально?

— И с чего бы ему давать тебе контрзаклятие собственного сочинения? — с явной неприязнью задает этот недвусмысленный вопрос Билл.

— На что ты намекаешь? — я вскидываюсь мгновенно: второй раз за день меня принимают за продажную девку. — Духу не хватает прямо спросить? Я не спала с ним, Билл. Палочку мою ты уже посмотрел, на Империо проверил. Что вам еще нужно? Она жива, понимаешь? Мне плевать с Астрономической Башни, какого гриндилоу он дал мне контрзаклятие. Он это сделал — факт. Я ему поверила — факт, даже если вас обоих это не устраивает. Гермиона дала свое согласие в присутствии Браун — тоже факт. В чем конкретно вы меня обвиняете? В проституции? Шпионаже? Да, я пошла на риск, но, в отличие от вас, хоть что-то сделала!

— Не заводись, Кэти, — осаждает меня мистер Шеклболт, но уже без злобы, скорее обреченно и очень устало. — Он тебе говорил что-нибудь о Снейпе или крестраже?

Наглая матрешка.

Заметь, что там творится у вас в Ордене, я тоже не разнюхиваю.

Может, просто побудем Тони и Кэти?

Я, наверное, очень плохой член Ордена Феникса, скорее даже никудышный, поэтому-то Аластор Грюм меня и не брал. Но выдать Кингсли то, чем Антонин поделился лично со мной, было бы самым настоящим предательством. Я вдруг явственно понимаю, словно это самая очевидная вещь на свете — что бы ни случилось, какими бы ни были обстоятельства, Антонина я не предам. Не смогу я навредить ему исподтишка после того, что он для меня сделал. Бесспорно, Долохов далеко не святой, и Гермиона еще пару часов назад отдавала Мерлину душу из-за его непосредственного проклятия. Да и наверняка найдется немало людей, пострадавших конкретно от его руки. Но…

Давай договоримся пока судить лишь настоящее.

А настоящее упрямо твердит мне, что Долохов оказался единственным человеком, который мне помог.

— Нет, мистер Шеклболт, — распахнув глаза пошире, изрекаю самую наглую ложь.

Вот же драный Салазар! Как это тяжело, оказывается, врать на голубом глазу. Стоило вести себя поуважительнее со Снейпом: он водил за нос две команды годами, я же чуть не посыпалась от маленького лживого «нет».

— Он назначал тебе еще встречи?

— Нет, — мысленно выдыхаю с облегчением: хоть тут я чиста.

Кингсли обходит стол и кладет мне руку на плечо. Очевидно, что его беспокоит вся эта ситуация, но Орденцы не пытают Круциатусами, чтобы добыть информацию, так что сделать он со мной все равно ничего не может.

— Будь осторожна, Кэти, — он ударяется в очевидное морализаторство. — Пожиратели — совсем не те, за кого себя выдают.

Билл, вторя Кингсли, тоже собирается уходить, но в отличие от нашего предводителя даже взглядом меня не удостаивает. Когда за ними закрывается дверь, я выжидаю еще какое-то время, чтобы не нарваться на них же в коридоре, потому как совсем не желаю продолжения допроса. Устало потираю руками лицо, немного пристыженная своим же враньем. Я уже не так уверена в правильности происходящего: верно ли я поступила?

— Я на минутку.

Вздрагиваю от хрипловатого голоса мадам Помфри. Вероятно, я слишком высоко витала в темных облаках своей совести, потому что совершенно не слышала, как она зашла на кухню. Надо было сразу нестись наверх, в спальню, а не скрываться тут, как трусишка. Теперь еще проповеди мадам Помфри слушать.

— Доброе утро, мадам Помфри, — слегка заискивающе начинаю я: вдруг сжалится.

— Поппи, — отзывается она весьма дружелюбно, присаживаясь на край выдвинутого стула. — Я уже и не надеялась дождаться, пока они тут с тобой закончат. Я была у Гермионы. Диаграмма идеальная: заболевание сердца, боли в груди, онемение конечностей, затрудненное дыхание — все как рукой сняло.

Я выдыхаю, прикрыв глаза. Мерлин и Моргана, получилось!

— Ты молодец.

— Что? — ошарашенно смотрю на нее.

— Молодец, говорю. Плевать на риски, это колдомедицина, детка. Если будешь трястись и сомневаться в каждом принятом решении, тогда точно никого не спасешь. А риски есть всегда — куда без них. Надеюсь встретить тебя в Мунго, девочка, когда это все уляжется.

Поппи уходит также внезапно, как и появилась, а я, расплываясь в самодовольной улыбке, продолжаю смотреть на то место, где она сидела. Вопросы, донимавшие меня после разговора с Кингсли и Биллом, отпадают сами собой: да обалденно я поступила!

***

Лежа в кровати, упрямо разглядываю в окно тусклое сияние одинокой звезды, упорно не замечая ненавистную луну, так нагло пробивающуюся сквозь немытые стекла. Здорово было бы, если звезда эта вдруг упала, тогда бы и желание — самое заветное — сбылось. Разумеется, такую ересь я услышала не от профессора Синистры, а от папы, который, в свою очередь, заимствует различные байки у магглов. Бред, конечно, но я уже мало чему способна искренне удивиться. Да и с чего этой звезде, собственно, падать? Ведь и не звезда это вовсе, а Венера - какое светило, кроме беспардонной луны, еще можно разглядеть в вечно хмуром лондонском небе? Если, вторя моим глупым мольбам, планета внезапно упадет, то желание уже можно будет не загадывать: такие перемены во Вселенной похуже политики Министерства будут.

Дерганым движением натягиваю покрывало на голову, чтобы закрыться полностью — уж больно яркий лунный свет, даже на Венере не сконцентрироваться. Прибывающая — самая страшная фаза, она предшествует полнолунию. Тедди уже неспокоен, хнычет днем и с трудом засыпает ночью. Где-то в подвале-лаборатории Лав сейчас укачивает его, чтобы уже спящего перенести в комнату Молли. Не помогают ни дополнительная порция молока, ни объятия, ни чары сна. Обычно Снейп давал Тедди пол-ложки аконитового в прибывающую луну, чтобы его не так сильно ломало. А потом как-то дополнял зелье, чтобы оно сохраняло свои свойства и в период полнолуния. У профессора это отнимало чудовищное количество времени, и, если честно, особой благодарности Снейпу тоже не перепадало, потому как это я прозябала на паршивой работе, как проклятая, чтобы оплатить Тедди ингредиенты. Соответственно, между мной и Снейпом спасителем считалась скорее я, чем он. И то, судьей выступала Лаванда, так как судьбой мальчика больше, собственно, никто и не обеспокоился. Колючая реальность бьет посильнее Бомбарды — малыш-оборотень в доме-убежище никому не сдался. И дело вовсе не в людях. Эта война виновата в том, что мы сейчас представляем из себя: разрушены судьбы, отобраны силы, надежда, ресурсы. Беспомощные люди, мы просто выбрали себе совершенно разные приоритеты, которые не дают окончательно предаться унынию. Я, например, задалась целью вытащить Грейнджер с того света и не преминула рискнуть безопасностью друзей, с которыми делю кров. Лаванда, чудом пережившая нападение самого отбитого из оборотней, вынуждена ежемесячно таскаться в Лютный за ингредиентами для аконитового зелья, сгорая от страха наткнуться на героя своих кошмаров. И все потому, что ее луч света — это Тедди, и плевать она хотела, что там у него за диагнозы. Билл и Флер держатся из последних сил, чтобы не дать повода миссис Уизли совсем утонуть в отчаянии. Уверена, и беременность они спланировали, чтобы порадовать мать некогда большого семейства. Я могу продолжать бесконечно: у всех борьба, и никто не сдался, просто мотивация у каждого своя.

Как переменчива судьба — еще пару дней назад Лав утешала меня, потому что, как казалось, у Грейнджер не оставалось шансов. А до полнолуния было еще сравнительно далеко. И вот теперь совершенно здоровая Гермиона перебралась к нам в спальню, а Тедди предстоит пройти через агонию. Буквально несколько дней назад у нас был зельевар и ингредиенты, а сегодня только беспомощность и сочувствие.

Не представляю, как весь дом может спокойно спать, когда снизу доносится разрывающий сердце плач ребенка? Я чувствую себя особенно виноватой, ведь не только же Снейпа мы упустили, но и работа моя канула в Лету. А с ней и скудная оплата моих трудов. На вечернем собрании коллеги-орденцы единогласно приняли решение, что мне не стоит больше работать в пабе, ведь Долохов может вернуться. Само собой, меня такой расклад не устраивает совершенно: во-первых, деньги на содержание маленького Люпина больше брать неоткуда. Ну и во-вторых, Долохов может вернуться!

Под покрывалом становится жарко, и мне ничего не остается, как выползти из своего убежища. Луна, конечно, никуда не делась. Лучи, отброшенные на покрывало, падают прямо в глаза, будто упрекая меня в распущенности и слабости. Ой, да угомонись, бесполезное светило, я ведь и так держусь из последних сил! Перед аппарацией Антонин попросил меня осведомить его о том, как все пройдет. Сколько раз я вытаскивала палочку в течение дня, чтобы послать ему Патронуса. Даже сообщение было детально продумано, чтобы казаться уверенной и немного безразличной. На деле же мне нестерпимо хочется напроситься еще на одну встречу, лишь бы увидеться снова. Нет уж, скорее Венера упадет, чем у нас с ним что-то получится. Отворачиваюсь к стене и крепко зажмуриваюсь, чтобы поскорее уснуть и, возможно, даже покувыркаться с незнакомцем из сна — может, хоть эфемерный мужик перекроет эту дикую тягу, которую я испытываю к совершенно не тому человеку.

А Долохов — это как раз яркий представитель совершенно не того человека; самый настоящий губительный выбор. От таких отцы ограждают дочек, а мамы уговаривают одуматься. По-хорошему, мне стоит смириться и вернуться в прежнее русло, ведь лучше бы роль Долохова в моей судьбе на этом была отыграна — просто яркое приключение, спасибо за помощь. Будет что рассказать внучкам, сидя в плетеном кресле за бокалом вина. Патронуса стоило бы отправлять к Оливеру — «привет, меня несет, забирай». Но при мысли о бывшем женихе в желудке появляется тяжесть, а предательское сердце вообще никак не меняет своего ритма — что же ты не скачешь галопом? О Тони думать не стоит и вовсе, иначе бабочки изрежут мне живот изнутри. Зажмуриваюсь еще крепче. Засыпай, глупая Кэти, засыпай.

Тедди срывает голос в подвале, не позволяя мне прыгнуть в спасительные объятия Морфея, а родителей и близко нет, чтобы остановить меня, так что стена моего хрупкого сопротивления разлетается пыльной крошкой. Как можно бесшумнее отбрасываю покрывало, не забыв прихватить палочку с тумбочки, и направляюсь к двери. Патил и Грейнджер тихонько посапывают в своей кровати, а значит, мой тихий побег не привлечет ничьего внимания. Я даже в Люмосе не нуждаюсь, потому что луна вдруг становится моей неожиданной союзницей и добросовестно освещает путь к выходу из комнаты, да и вообще, к выходу из моей более-менее спокойной жизни.

Удивительно, но гордые Блэки кроме громкого имени больше ничем не располагали, по крайней мере финансами точно. Ни в одной комнате в доме нет санузла. Ванные расположены на каждом этаже в количестве одной штуки. Даже у самого рядового маггла в Штатах почти в каждой спальне есть и санузел, и гардеробная. Поэтому, пока я крадусь в ванную, молюсь Мерлину и Моргане, чтобы помещение было свободно: еще ведь только поздний вечер, мало ли кому приспичило.

Мои мольбы в очередной раз были услышаны — что-то мне больно везет в последнее время. Надеюсь, за это не придется расплачиваться в будущем. Заперев дверь на засов, я не теряю времени и концентрируюсь на лучшем своем воспоминании.

— Экспекто Патронум.

***

POV Антонин.

— Тебе башку снесут быстрее, чем ты успеешь обоссаться! — ору на очередного задохлика, который вообразил себя матерым Пожирателем, и швыряю за загривок обратно наземь.

— Сэр, я…

— Заткнись, ты уже мертвый!

Сшибаю недоноска Петрификусом для пущего эффекта и еще раз оглядываюсь на поле мнимого боя: еб твою Моргану, если с этим составом идти на Министерство, то дальше главного зала мы не продвинемся. Двадцать абсолютно бесполезных бойцов докси на смех в сумерках сражаются, как слепые котята. У них нет ни смекалки, ни опыта в боевой магии, ни скорости. Бухой Кэрроу положил троих без усилий! Раздраженно тру глаза. Неохота вести в бой простое пушечное мясо. Жуткими картинками вспыхивает память о Битве за Хогвартс. Яйца Салазара, сколько школьников и рядовых учителей полегло впустую. Что бы там обо мне ни городили, я не бьюсь в экстазе от рек крови. Среди нас есть только один любитель рваного мяса — Макнейр, но он больной выродок, пусть и Пожиратель. Я же придерживаюсь мнения, что биться должны солдаты, а не все подряд. Потому что какой командир ведет войну гражданскими? Все это приводит к тому, с чем оказалась сейчас Маг Британия — волшебников вообще не осталось. Да и толку от этих дилетантов? Та же матрешка, ну что она там намашет своими тринадцатью дюймами. Сам себе усмехаюсь, вспоминая ее, возгордившуюся от того, что моя палочка оказалась короче. Балбеска, она со своей веткой пока провернется, ее покалечат десять раз. От этой мысли почему-то становится некомфортно.

— Ты че ржешь? — интересуется Роули, явно раздраженный результатами проведенного боя. — Нам же пиздец с этими кадрами!

— Ну вон тот ничего, — потягивая какую-то бадягу из фляжки, Кэрроу тычет на парня лет двадцати. — Как его, Гуд.

— Вуд, — вспоминаю его смутно: мы, кажется, сталкивались в коридоре. — Вуд, сюда.

Парень семенит к нам, слегка прихрамывая, но выглядит явно счастливым — что-то он давно вьется в главном замке, неужто так хочет метку? Так вроде и ставить ее больше некому.

— Оливер Вуд, сэр, — представляется он, благоразумно предположив, что мы в душе не помним, кто он такой.

— Ты откуда, брат? — Рабастан интересуется, как всегда, псевдодружелюбно.

Азкабан оставил неизгладимый отпечаток на каждом из нас, а Басти изменился и вовсе кардинально. Как и прежде, он довольно часто весел и добродушен, но теперь в мгновение ока от нахлынувшего из ниоткуда раздражения может выколоть глаз собеседника любым подручным предметом — такие перепады настроения делают его невыносимым. После побега никто из нас не проверялся, потому как ходить по колдомедикам было некогда — война шпарила вовсю, и так уж вышло, что даже по прошествии четырнадцати лет кроме нас никто больше и не мог достойно дать отпор Дамблдору.

— Из Шотландии, сэр.

— Да похеру, хоть из Стамбула. Где учился? Что в войну делал? — Лестрейндж немного направляет юнца в нужное русло.

— Гриффиндор, сэр. В войну ничего не предпринимал.

— Ничего не предпринимал, — глухо повторяю его же слова.

Потрясающий расклад: на Министерство идем Ближним Кругом с гриффиндорцем в придачу. Руди прав — только наемники. Но где их брать?