Не прогоняй меня до утра! (1/1)

Кто бы не скрывался под образом Григория, честь его возлюбленной была для него превыше всего. Но где бы ни была в этот день его любовь: на хуторе, в станице, на Дону, аль и вовсе в Москве, Тихий Дон для него — игра. Но таковы правила: играешь Григория — женишься на Наталье Коршуновой. Но он, так называемый "Григорий", нарушил правила уже не единожды. Например, чтобы избежать свадьбы с Натальей, он свёл Наталью со Степаном и помог им бежать из станицы. Но любовные игрища Павлу не помогли: у Лукиничны объявилась другая Наталья (может быть вторая, а может и третья — суть не важна), и свадьбу не отменили. Да и не похоже, чтобы невеста противилась своей судьбе. Лукинична была довольна дочерью: руки у той были золотые, в хозяйстве всё было ладно, как и на поле. До свадьбы оставалось три недели, как Григорий приехал проведать невесту. Посидел в горенке за круглым столом, полущил семечки и орехи с девками — подругами невесты — и уехал. Наталья его провожала. Под навесом сарая, где кормился у яслей Гришкин конь, подседланный новехоньким нарядным седлом, шмыгнула Наталья рукой за пазуху и, краснея, глядя на Григория влюбленными глазами, сунула ему в руку мягкий, таящий тепло девичьих ее грудей матерчатый комочек. Принимая подарок, Григорий ослепил ее белизною своих волчьих зубов, спросил: — Это что? — Там увидишь… кисет расшила. Григорий нерешительно притянул ее к себе, хотел поцеловать, но она с силой уперлась руками ему в грудь, гибко перегнулась назад и со страхом метнула глазами на окна. — Увидют! — А нехай! — Совестно... На губах Натальи горел жар. Огонь тихо подобрался к сердечку, желая поглотить его. Девичье лицо было красным. — Это по-первам, — пояснил Григорий. Она держала поводья, Григорий, жмурясь, ловил ногой зазубренное стремя. Он уселся поудобней на подушке седла и поехал с база. А Наталья полыхала, глядя Григорию вслед. Ведь это был её первый поцелуй. Когда Григорий завернул за угол, она скрылась в доме. Но кто скрывался под личиной Григория, девица так и не поняла. Промелькнули мысли, что это что-то родное, слишком близкое, чтобы не узнать. Но что это мог быть сам Павел, она так и не помыслила, ведь когда она последний раз его видела, он был на 18 лет старше её, то есть лет 36. А здесь чуть старше юноши. Если только попал с прошлого. Да и целовалась ли она когда с Павлом, не помнила. Тем не менее, девица была счастлива, что кто-то её любит. Но как это ни странно, того, что должно произойти через 3 недели, она не страшилась, как будто не впервой. А может действительно так и есть? Ведь у неё есть дочь восемнадцати лет. И ведь действительно та девица на неё похожа, и мамой звала. Проводив Григория, Наталья закрылась в своей комнате. Ей казалось, что огонь, в миг разгоревшийся, утих. Но это только так казалось. На самом деле он, став угольком, нашёл внутри Натальи уютное убежище, и потихонечку там тлел, ждав своего часа, чтобы разгореться с ещё большей силой. А на душе у Натальи скреблись кошки. Она считала себя предательницей. Она готова была убежать на берег утёса (который видела ранее во сне), и бросится вниз на камни, или проще: забраться на крышу дома, и оттуда сигануть наземь. Может быть она что-нибудь бы и сделала, если бы в комнату не вошла мать: — Натальюшка, с тобой всё хорошо? — Хорошо, матушка! — Так почему слёзы-то не радости? — Люблю я его! — Так это хорошо! — А Павел, о ком я вам говорила, или вы забыли? — Родная моя, сердцу не прикажешь. Если полюбишь, то навсегда... — Я люблю Григория. Но я не знаю, как он отреагирует на то, когда узнает всю правду! — И это всё? — Я найду его, и всё ему расскажу! — Смотри, уже поздно! Казаки поймают, повяжут, не посмотрят, что на выданье!.. Наталья нашла Григория в хлеву, где тот кормил животину. — Гриш, погуторить надо! — Ну? — Люблю я тебя! — Все меня любят. Дальше! — Был у меня в девках казак, не станичный он. Оставив работу Григорий задержал свой взгляд на Натальи: — Так и у меня была казачка, и тоже не станичная, — сказал он, снова принявшись за работу. — Но это не всё, — не унималась Наталья. — Павлом его звали. Только прошу тебя, найдёшь его, не делай ему ничего! — С чего ты взяла, что я ему ничего не сделаю? — сказал Григорий, пряча своё лицо, потому, что вместо гнева его разобрал смех: "Наталья" ЕГО до сих пор не узнавала. — Друг он мой детства, вместе росли. — Так значит ты... — Не местная я, приблудная. Приютила меня Лукинична, дочерью назвала, и вот, замуж выдаёт. Просто я хотела сказать правду, не хотела обманывать. Если простишь, прости, если раздумал брать... Не мог больше "Григорий" теперь эти "песни" Натальи, а повернув её лицом к себе, притянул к себе за талию (она уже и не противилась), и впился в её алые губы. — Люблю я тебя, Наталья, ещё с Москвы! — сказал "Григорий", отпустив её губы, и не называя её настоящего имени, ибо знал, кто перед ним. — Это ты та казачка, о которой я говорил, и с которой дружил с детства! Это я тот казак... От слов "Григория", таких ожидаемых, всё перед глазами Натальи начало плыть. Крепко ухватившись за Григория, Наталья надеялась устоять на ногах. Да не тут-то было. Её ноги окончательно подкосились, и они оба повалились на сено. — Не прогоняй меня до утра! — сказала она, оказавшись внизу.