IX (1/1)
— Максанс?Яркое солнце бьёт прямо в глаза, сгоняя остатки сна. Аксель чувствует себя необычно тепло — привычный сквозняк не щекочет кожу под задравшейся футболкой; вместо этого одеяло укрывает его почти до самого носа. Воспоминания вчерашнего вечера возвращаются постепенно, вызывая одновременно мурашки по телу и необъяснимую щемящую нежность где-то в груди. Он всё же уснул... До последней минуты он смотрел в глаза лежащего рядом Максанса, любуясь своей улыбкой в отражении в его глазах. Таких... Нереальных. Меняющих цвет в каждую их встречу.Счастливая улыбка мгновенно сползает с лица, когда Аксель осознаёт, что лежит в постели один. Дыхание становится частым и рваным; рука машинально хватается за край одеяла, хотя где-то на задворках сознания он понимает, насколько это глупо — это кровать, а не чёртово футбольное поле, чтобы не заметить рядом ещё одного человека, не услышать чужое дыхание.Тихий звон за стенкой заставляет вздрогнуть.
Аксель кутается в одеяло и торопливо шлёпает босыми ногами по полу, выбираясь на кухню. Увиденная картина заставляет расслабленно опустить плечи и закрыть рот ладонью, чтобы не рассмеяться на весь дом.
Максанс такой смешной, когда танцует, стоя у плиты в футболке и белье. Аксель прислоняется плечом к дверному косяку и наблюдает за тем, как одновременно красиво и неуклюже двигаются его руки. Судя по запаху, готовит он точно так же, как танцует — кухню наполняет лёгкий аромат гари и дешёвой лапши быстрого приготовления. Но его тело в утренней тишине двигается так великолепно, что Аксель не может оторвать взгляд. Тонкие проводки от наушников легко покачиваются в такт его движениям, а солнечные лучи играют мерцающими отражениями на потолке и стенах, отражаясь от гладкого металла его колец.Максанс едва заметно поворачивает голову, чтобы посмотреть на экран телефона и, видимо, сменить трек, но боковым зрением замечает у двери Акселя и вздрагивает, резко вырывая наушники и едва не роняя их на включённую плиту.— Чёрт, — Максанс неуклюже жонглирует проводом, едва не смахивая со столешницы телефон, и в конце концов начинает смеяться, убирая всё это куда подальше, — Напугал. Давно ты тут?— Ну, знаешь, это вообще-то мой дом, — в ответ смеётся Аксель, поправляя одеяло на своих плечах и подходя немного ближе; приходится задрать голову немного выше, чтобы, стоя так близко, смотреть Максансу в глаза, — Достаточно давно, чтобы оценить твой танцевальный талант. Испугался, что ты пропал, но вышел на звон ложки в кружке.— Прости, я просто чертовски голоден. Ты не против, что я... — Максанс не может сдержать улыбки, но на лице всё же отражается некоторое волнение, когда он кивает в сторону плиты и кучи перепачканной посуды.— Прекрати, ну. Я что, должен был морить тебя голодом? К тому же... В твоём мире, видимо, продукты из моей квартиры никому не нужны.Последние слова заставляют Максанса закусить губу, опуская голову.
— Пришлось выбросить кое-что из холодильника, с твоей сме... С того дня прошло много времени, овощи и кое-какие продукты испортились, но я нашёл тут вот это.— Позволишь составить тебе компанию? Я бы тоже не отказался от завтрака, — на мгновение Аксель забывается и тянется к лицу Максанса кончиками пальцев, но вовремя сжимает руку в кулак и опускает её. Не прикоснуться. Не приготовить для него завтрак. Не поцеловать утром. Не накрыть своим одеялом. Не сделать ничего...— Аксель?Голос Максанса непривычно тихий, но всё такой же взволнованный, ласковый, добрый. Он смотрит на Акселя и невольно сравнивает его с маленьким, замёрзшим воробушком — закутанный в одеяло, с голыми ногами, по которым наверняка бегут мурашки из-за холодного кафеля, он выглядит так трогательно и беззащитно, что сердце болезненно сжимается. Прижать к себе, поцеловать, согреть, защитить... Сделать хоть что-то, чтобы снова увидеть его улыбку.— Нет, всё хорошо, просто задумался. Выбираю, что бы приготовить.Максанс не верит этой улыбке, но улыбается в ответ. Потому что так легче, потому что это утро всё равно принадлежит им, и даже если они не могут коснуться друг друга, они оба — он знает, что это взаимно, — чувствуют это тепло от их любви. Одной на двоих.Аксель достаёт из морозилки хлеб и суёт в микроволновку. В другое время он, скорее всего, сходил бы в пекарню за свежим, но...Но он до сих пор слышит едва уловимые биты музыки в чужих наушниках, лежащих на столе, слышит шаги Максанса по кухне и просто не может даже подумать о том, чтобы сделать шаг из квартиры. Кто знает, сколько ещё дней они смогут провести так, как скоро это время отнимут у них.
Микроволновка тихо пищит, оповещая об окончании разморозки, и Аксель уверенно хватается за тарелку, которая в следующую секунду летит на пол, оставив красные пятна на пальцах.— Чёрт, горячо... Я уберу, — он кусает кончик большого пальца в попытке унять боль от лёгкого ожога и крутит головой в поисках чего-то, во что можно собрать осколки, даже не замечая, как Максанс склоняется над ними первым, начиная собирать в ладонь.До него доходит медленно, очень медленно.
— Стой, что ты... — непонимающе, слишком тихо бормочет Аксель. Максанс поднимает голову, встречаясь с ним взглядом, и сжимает руку чуть сильнее, чем следовало бы, царапая ладонь острым краем осколка.
Через секунду понимают оба.
— Тарелка же...— Да.Звенящая тишина разбивает мир вокруг на тысячи осколков, которые болезненно впиваются в их души. Синхронные шумные вдохи заглушают боль от этих ран.
Осколки со звоном падают на кафельный пол; одно мгновение, и Максанс стоит так близко, что может чувствовать дыхание Акселя, покачнувшегося от того, как осознание происходящего кружило голову.Мгновение, и руки Максанса обхватывают лицо Акселя, так бережно и крепко одновременно. Доля секунды, и пальцы Акселя до боли обхватывают запястья Максанса.Одно шумное дыхание на двоих.
Глаза в глаза.
Ты...
Они целуют друг друга, друг друга — потому что не помнят, кто первый ринулся навстречу. На щеке Акселя остаётся кровавый след от чужой ладони, а на запястьях Максанса остаются красные следы от слишком крепкого захвата.— Перестань, перестань плакать, ну же, — голос Максанса надломленный, дрожащий, такой счастливый и неверящий одновременно. Он держит его в объятиях... Прижимает к себе, чувствует, как дрожат плечи, чувствует, какие горячие у Акселя слёзы. Он сам плачет так надрывно и громко, как не плакал даже в детстве.— Не могу. Не могу, ты... Здесь, — голос Акселя режет ножом по сердцу; одеяло падает на пол, но он не замечает ничего, кроме горячих слёз Максанса, которые капают на его щёки, когда они снова целуются. Это не первый поцелуй, но, кажется, первый настоящий. Поцелуй, о которого всё тело прошибает током, поцелуй, в котором хочется задохнуться, но никогда не прекращать.Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.
— Потанцуй со мной.Слёзы мешают разглядеть хоть что-то, и Максанс с трудом находит свой телефон, резким движением вытаскивая наушники и бросая их на стол. Плевать, что за песня играет; он держит Акселя в своих объятиях так крепко, что оба вот-вот задохнутся, но они продолжают плакать и раскачиваться в такт своим собственным мыслям, не произнося ни слова, но зная самое важное...Рядом. Вместе.