Пролог (1/1)

Моему гневу не было предела, в висках отдавался шум, кажется, совсем мертвого города. Я просто шел по ночному городу, пиная пустую банку от пепси, которую, судя по её смятому виду, жизнь изрядно потрепала. Я невольно сравнил себя с ней и вдруг рассмеялся, понимая, как абсурдно это на самом деле. Как я, человек с руками и ногами, умевший дышать и разговаривать, будучи в трезвом уме и при своей памяти, мог сравнить себя с жалким куском переработанного металла? Она катилась по асфальту, изредка позвякивая, когда я от злости наступал на нее, словно она единственная, кто была виновата во всех моих проблемах. Вскоре от бедняги осталась всего лишь кучка металлолома, которая скрылась в темноте, напоследок хорошенько ударившись об каменную гладь. Меня не особо волновала её дальнейшая судьба, быть может она закатилась за мусорный бак или снова оказалась на дороге, где наконец-то примет почетную смерть для банок?— под колесами тяжелого автомобиля. Думая об этом, я даже не замечал того, как переставал погружаться в свои внутренние проблемы и начал уделять больше внимания таким обыденным вещам. Но нет, как только я подумал о том, что могу забыться, волна гнева снова захлестнула меня, заставляя заглатывать свою холодную и соленую ?воду?. Горечь и тоска в моем сердце сжирала меня изнутри, сердце больно сжималось в груди, и я чувствовал, как каждый мой вздох отдается покалыванием в нем, словно меня резали без ножа. А все почему? Потому что моя жизнь?— настоящий казус и самый страшный сон, который вообще может присниться. Казалось, что меня выдернули из реальности, вывернули наизнанку и отпустили в мир, который был для меня слишком уж чужим. Я не чувствовал себя живым и это пугало меня больше всего. Может, если бы я все еще чувствовал то, как мое сердце отчаянно бьется в груди, я бы вел себя менее депрессивно, чем обычно. На работе настоящий завал, в котором не разобраться даже за несколько месяцев, но мистер Саймонс утверждает, что если я не решу все это к завтрашнему вечеру, то он просто-напросто уволит меня и найдет кого-нибудь более ответственного. А ведь он знает, как мне дорога эта работа и что никакой дурак не согласится пахать, как лошадь, за такую мизерную зарплату. Так вышло, что единственным дураком оказываюсь я. И ко всему прочему, моя любовь, опора и поддержка?— Аделис, все-таки не выдержала моего пренебрежительного отношения к себе и поспешила покинуть мой дом, который мы с ней обживали столько времени. Я собирался сделать ей предложение следующей осенью, тогда, когда уже смог бы встать на ноги и позволить себе больше, чем маленький, захудалый домик на конце города. Я собирался устроить свадьбу весной, как она и хотела, а потом завести детей и ждать первых седых волосков на голове своей любимой. Но в итоге остался ни с чем и рана в моей груди настолько огромна, что заживет еще не скоро. При этом я еще и успел рассориться с семьей, которая просто хотела помочь. Но я как всегда воспринял их попытку исправить мою жизнь, повернуть в правильное русло, как попытку оскорбить меня, желание указать на то, какое я на самом деле ничтожество. А теперь, когда я трезво взглянул на ситуацию в целом, я даже не представляю, смогу ли исправить то, что натворил. Я ведь сказал, что отказался от них и что теперь они мне совсем чужие люди. И самое страшное во всем этом то, что все три события произошли в один день, что и заставило меня усомниться в том, на самом ли деле все это происходит или я просто сплю крепким сном, который бы никогда не хотел увидеть вновь.—?Твою мать! —?Я настолько глубоко ушел в свои мысли, что совсем не заметил собаку, которая так вовремя вылетела из темноты переулка. Едва ли не свалившись на ноги, я кое-как удержал равновесие, после чего просто рассвирепел и толкнул псину в бок, на что та жалобно заскулила и отскочила к стене. Вы не подумайте, я никогда бы не сделал этого, если бы она не попала под горячую руку… Вернее ногу. Мне было жалко её после того случая до глубины души, и я еще долгое время корил себя за то, как обошелся с ней, но сейчас мной двигали гнев и предательство и мне было глубоко плевать на человечность или сочувствие к окружающим меня существам. Мои кулаки чесались, словно умоляя пустить их вход, но даже в таком состоянии я не позволил себе зайти совсем далеко.—?Уйди с глаз моих,?— рявкнул я на нее. В свете фонарей, прижимаясь к стене, скулил кабель. Его шерсть была вырвана в нескольких местах, а в некоторых даже виднелись ребра. Он жалобно смотрел на меня своими зелеными глазами, отражавшими лунный обломок. —?Ты меня слышал? Сваливай! —?я сжал руку в кулак и, подняв палку, швырнул в него. Собака еще больше заскулила.—?Не стыдно обижать тех, кто меньше тебя? —?неожиданно раздался голос сзади. Обернувшись, я увидел старика, в руке он сжимал трость, на которую и опирался. В лунном свете его седые волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, отдавали еще большей сединой. Одет он был в плащ, который закрывал его тело по колено, а из-под него торчали штаны, совершенно несочетаемые с лаковыми туфлями. —?А если бы ты был на его месте? Тогда мне вдруг стало настолько смешно, что я, содрогаясь от истерического хохота, даже облокотился о стену, чтобы не свалиться в припадке на землю. Сейчас мне меньше всего хотелось быть грязным и вонять помоями, выброшенными в мусорные мешки неаккуратными жителями этого района, которые потом разгрызали собаки и растаскивали всю эту муть по улицам.—?А вас это не касается. —?буркнул я, полностью разворачиваясь к нему, когда неожиданный припадок дикого смеха закончился. —?Шли бы вы своей дорогой, дедушка.—?Я?— дедушка? —?искренне удивился он. —?Я моложе, чем ты, раза в два. —?старик сделал два шага ко мне, стуча своей тростью и переваливаясь на неё, ковыляя свои больные ноги следом. Мне вдруг стало даже жалко его. —?Нельзя так обращаться с беззащитными созданиями, мальчик мой. Только посмотри на него. Он указал своей тростью на собаку и его ноги вдруг поджались, и прежде чем я успел что-то сделать (если бы я вообще хотел бы что-то сделать), он оперся на палку и напряженно улыбнулся, словно показывая этим, что он в порядке. Но мне было глубоко плевать, я хотел как можно быстрее оказаться дома, но отчего-то не мог ступить и шагу, будто был настолько зачарованным его образом.—?Его и так жизнь помотала, неужели в тебе нет даже капли сострадания? —?он вдруг выпрямился и заглянул своими темными, как ночь, глазами в мои?— мне стало совсем не по себе. —?Помни, что все мы смертны и что каждый из нас может оказаться на месте этого бедного пса. Жизнь несправедлива с тобой? Может быть. Но это не дает тебе никакого права быть несправедливым по отношению к другим. Я был как под гипнозом и никак не мог оторвать своего взгляда от его глаз, чувствуя, что еще немного и меня просто на просто засосет в их пучину и на вряд ли выплюнет обратно. Мне стало до безумия страшно в миг, мне хотелось кричать и бежать одновременно. Я был готов извиниться перед всем миром, но когда его пальцы коснулись моего лба, вся картинка перед глазами тут же смазалась. В душе сразу же стало так спокойно, что я даже не мог оправиться от этого еще несколько секунд, словно прирос к земле. Мне хотелось послать его подальше, но когда я пришел в себя, старик уже был возле собаки и с цоканьем осматривал её внешнее состояние. Стало немного совестно за то, что я сделал, но вспомнив о том, что так тяготило меня за последние несколько часов, гнев опять овладел моим телом и я, пнув камень, тут же решил уйти с этого места.—?Да чтоб вы все провалились!—?Будь милосерден, мальчик мой, тогда жизнь и тебе улыбнется. —?слышалось позади.—?Идите к черту. —?плюнул я, скрываясь за поворотом.—?Жизнь накажет тебя за это… Добрался до дома я только ко второму часу ночи. Мне стало как-то противно от того, что я слышал ругань с соседнего дома, пока открывал входную дверь ключом. Мне не особо хотелось слушать ссоры мистера и миссис Лоренс, которые как всегда что-то не поделили. Я даже вздрогнул, когда в их доме что-то разбилось, но после этого крики по умолкли и меня это немного насторожило. Вот только вмешиваться в чужие дела мне не хотелось и я просто прошел в свой мертвый и пустой дом, словно ничего и не слышал пару минут назад. Если кто-то из них убьет другого, я просто скажу полиции, что ничего необычного не видел и пусть разбираются, как хотят. Участвовать в чем-то я совершенно не хотел, вне зависимости от того, что за этим последует. Да даже если ко мне заглянет на чай серийный убийца и во время чаепития поделится своими планами на следующую жертву, вряд ли я буду кому-то что-то сообщать. Мне было настолько плевать на все, что я даже не разулся в прихожей, хотя прекрасно знал, сколько грязи на моих ботинках и что вести себя таким образом ни черта не правильно. Я успел заживо похоронить сам себя и совсем не хотел ничего делать с тем, чтобы как-то изменить это. Мне нравилось то, кем я становлюсь и что меня перестало волновать, что будет дальше. Безумно хотелось затеряться где-нибудь, но все, что мне оставалось, это пройти в полной темноте в ванную, чувствуя всем телом холод, который остался здесь после того, как Аделис ушла от меня. Правда, включить свет в ванной мне все-таки пришлось, потому что иначе я не смог бы осмотреть то, что происходит с моим лицом, и я, честно сказать, испугался, когда обернулся к зеркалу и впервые за недолгое время окинул себя взглядом. Лицо осунулось и побледнело настолько, что изумрудные глаза, которые всегда казались мне достаточно яркими, теперь стали выделяться намного больше, чем раньше. Сначала мне показалось, что это вовсе не я, а просто человек, который как-то проник в дом и теперь смотрит на меня с другой стороны через стекло, идеально подражая моим движениям и сейчас вот-вот рассмеётся от того, что я действительно поверил, что это я. Но никто так и не засмеялся, и я, свалив все на жуткую усталость, умылся холодной водой, после чего внимательно осмотрел свой лоб. Место, к которому прикоснулся старик, ужасно зудело, но на лбу не было ни раны, ни раздражения. Это заставило меня немного задуматься о том, действительно ли он касался моего лица или я просто придумал это? Но он точно дотронулся до моего лба, и я помнил это настолько четко, словно это случилось секунду назад. Я на всякий случай обработал лоб перекисью и, еще раз осмотрев себя, оттолкнулся от раковины, собираясь скинуть всю грязную одежду в корзину с бельем, которая так и осталась полная со сегодняшнего утра. Только вот в ней больше не было белья моей девушки, она была забита чисто моими вещами и разбираться с ними, как и готовить и убирать теперь тоже мне. Не то чтобы меня расстраивал тот факт, что теперь никто не позаботится обо мне, просто я и ума приложить не мог, как все буду это делать. Денег, чтобы нанимать кого-то у меня совершенно не было, а заводить девушку только ради этого было для меня уже через чур. Мое сердце принадлежало лишь одной девушке и я не мог представить, чтобы еще какой-нибудь чужой человек совершенно спокойно сидел на стуле, на котором сидела она, или спала в кровати, в которой была моя любимая. Мысли обо всем этом доставляли мне невыносимую боль, и я попробовал не думать об этом. Я прошел на кухню, захватывая с холодильника бутылку пива, и вернулся в свою комнату, садясь на холодную кровать, которая теперь стала намного жестче, чем обычно. Мне безумно хотелось спать, но я прекрасно знал, что не усну на трезвую голову, поэтому как можно быстрее опустошил бутылку с алкоголем и улегся под холодным одеялом, теряя себя как только я коснулся головой подушки и совсем забывая об этом дне. Я не знал, что ждало меня на следующий день и, возможно, это было даже к лучшему, потому что если бы я знал, то, вероятнее всего, больше никогда бы не спал. Лишь бы это не настигло меня, ни сегодня, ни вообще никогда. А пока темнота поглощала меня, я слышал, как на фоне всего этого какой-то голос шептал мне:—?Жизнь еще накажет тебя за это…