Высшая привилегия (миди, омегаверс, Карбофос и Слуга) (1/2)

Юноша был строптив. Карбофос это сразу понял: у него было достаточно опыта в подборе слуг, а этого народу через его родовое поместье прошло немало. Среди них были и беты, и омеги. Альфы тоже попадались, но нечасто: подчинение не было их второй натурой. И хотя времена изменились, и альф можно было встретить в фирмах, например, которыми могла руководить и омега, строптивость, заложенная природой, мешала их карьерному росту. Если, конечно, они не находили общий язык с начальством во время течки.Род Карбофоса был старейшим в городе. Служить в их поместье было почётно, в том числе и для альф, не реализовавших своих честолюбивых амбиций в другой сфере. Да и щедрое жалованье активно стимулировало желающих попробовать себя в этой должности. Предки Карбофоса входили в число самых влиятельных граждан и занимали в ратуше города Элефант-тауэра одно из наиболее почётных мест: во время собраний они восседали на деревянном резном кресле из морёного дуба. Не каждому доводилось пользоваться такими привилегиями — дуб считался в арийской культуре символом высшей степени благородства.Не довелось и Карбофосу.Его род славился преемственностью традиций и альфами до двенадцатого колена.Он родился омегой.Каждую минуту, которую сохранила его память, начиная с самого раннего детства Карбофос чувствовал своё особое положение в семье. Это было не презрение, не ненависть, даже не разочарование. Это было молчание. Его словно бы не существовало. Он был записан в родовую книгу, его имя значилось на одной из ветвей генеалогического древа — как того требовала традиция. Но Карбофос видел, что всё его семейство с радостью не просто вычеркнуло бы отовсюду упоминание о нём, а выжгла кислотой, чтобы и следа не осталось. Так же молча. В соответствии с традицией он имел право присутствовать на городских собраниях, но о резном дубовом кресле и мечтать не приходилось: табурет, украшенный геральдическими знаками рода, — вот чем ему приходилось довольствоваться.Главы города славились своим лояльным отношением к омегам, особенно если у тех было миллионное состояние, и видеть каждый раз, как они раздувают ноздри, принюхиваясь в попытке уловить его запах, когда он заходит в здание ратуши, было забавно.Карбофос был в курсе новинок для омег, поэтому употреблял специальные средства для подавления естественных гормональных процессов. Правда, они мало помогали во время течки, но какая-либо альфа — нередко из глав города — и высокий уровень контрацепции помогали пережить этот период.Удивительно, но он нисколько не чувствовал себя ущербным. Карбофос был вполне доволен жизнью. Реакция окружающих на его природу веселила его. Деньги, известная фамилия и контроль гормонов позволяли почувствовать себя дрессировщиком: он входил в ратушу, переполненную альфами, как в клетку с хищниками. Их взгляды, трепещущие ноздри и рваные движения будоражили кровь. В период течки ворота его поместья не закрывались из-за курьеров с подарками. Он сам выбирал того, кто пойдёт с ним в постель, но не торопился связать себя с кем-нибудь из избранников.Юноша был альфой. Уже этот факт делал его наиболее подходящей кандидатурой. С одной стороны, дело, которое Карбофос задумал, требовало беспрекословного подчинения, но с другой — его натура жаждала не просто слепого повиновения, а покорности, пришедшей в результате борьбы и сопротивления. При этом Карбофос прекрасно понимал, что после двух провалов дела его жизни он просто не имеет права рисковать в выборе подельника, но верил в магию цифр и убеждал себя, что в третий раз уж непременно всё должно получиться, поэтому внутреннего укротителя можно и слегка побаловать. Любая власть становится пресной, если все, услышав одно лишь твоё имя, начинают от лести елеем растекаться. То ли дело этот молодой человек. В его упрямо сжатых губах и прямом взгляде виделась такая манящая перспектива, что у Карбофоса под ложечкой заныло от трепещущего предвкушения. Он плотно сжал зубы, чтобы удержать рвущуюся наружу фразу: ?Вы приняты!?, откинулся на высокую спинку старинного кресла, окидывая юношу взглядом, в который он вложил столько скептицизма, сколько это было возможно, и процедил:— Вам позвонят. — Он заставил себя отвести глаза от дрогнувших в улыбке губ и добавил как можно более безразлично: — Возможно.Молодой человек продолжал смотреть, едва заметно улыбаясь. Он стоял, расставив ноги и сцепив ладони в замок за спиной — Карбофос никогда не предлагал претендентам сесть: так удобнее было их рассматривать. А рассматривать их он любил, особенно альф: было заметно, как такой взгляд в упор выводит их из равновесия и как они стараются держать себя в руках в надежде получить выгодную работу. Вот и сейчас Карбофос неприкрыто скользил оценивающим взглядом по широким плечам, обтянутым, надо полагать, единственным приличным пиджаком на выход, спотыкался о полурасстёгнутый ворот рубашки, казавшейся ослепительно белой на фоне треугольника смуглой кожи, спускался по ряду пуговиц и утыкался в пах. Складки на брюках выглядели настолько заманчиво, что Карбофос почувствовал, как его рот наполняется слюной.Молчать Карбофос мог виртуозно: за столько-то лет родственники научили, — но юноша молчал тоже, растянув губы в полуулыбке. И у него получалось — Карбофос мысленно признал ничью.Пауза затягивалась. Нужно было что-то сказать. Карбофос сглотнул и просто махнул рукой, показывая, что аудиенция закончена. Юноша слегка наклонил голову в знак прощания и, развернувшись на каблуках длинноносых лаковых ботинок, зашагал к двери. Вид со спины был не менее привлекательным. Да и шёл он так, словно был твёрдо уверен, что взгляд Карбофоса оторваться не может от его упругой задницы. Карбофос даже поклясться мог, что видит ухмылку дерзкого мальчишки — она словно дорогу ему к двери освещала. Это бесило настолько, что он не мог дать этому претенденту на место просто так уйти: может, сказывалась близость течки, может, пассивность жертвы его раздражала, но результат был один — хотелось скандала.— Назовите ваше имя, — окликнул его Карбофос уже у двери. Оклик вышел сиплым и заискивающим. Такого предательства собственных голосовых связок он не ожидал. Карбофос со злостью откашлялся и нарочито равнодушно произнёс: — Вас внесут в список для звонка. Если... вы подойдёте для меня.Юноша обернулся. Та же дежурная, словно приклеенная, официальная полуублыбка.— Моё имя написано на листке, который лежит перед вами, господин... — Пауза. — ...Карбофос.Он, словно сбросив маску, взглянул прямо и открыто, тем первобытным подчиняющим взглядом, который бывает только у альф. Карбофос непроизвольно сжал колени, хотя под таким взглядом раздвинуть их хотелось как можно шире. Уголок рта молодого человека дрогнул, но улыбка осталась неизменно вежливо-официальной.

Когда дверь за ним закрылась, Карбофос осел на кресле, как сдувшийся воздушный шарик и, проведя ладонью по лбу, бросил взгляд на листок со списком претендентов на место, лежавший на столе.

Имя юноши было Рэйтан. В переводе с древнеиндийского это означало ?драгоценный камень?. Судьба явно подавала Карбофосу какие-то знаки. Глупо было ей противиться, и Карбофос, отодвинув листок, встал с кресла. Он нашёл того, кто ему был нужен.Менеджер по персоналу позвонил Рэйтану спустя пять дней — Карбофос планировал молчать неделю-полторы, но не выдержал паузы: воспоминания о прощальном взгляде альфы действовали сильнее любого возбуждающего средства и словно нейтрализовали гормональные препараты, которые он принимал. Отвлечься не помогали ни холодный душ, ни целый арсенал дидло различных размеров, которые занимали несколько полок в шкафу его спальни. Приближался период течки, и раздражение нарастало. Так случалось всегда, но в этот раз Карбофоса просто до бешенства доводили ледяные струи воды, не приносящие облегчения, а на качественный силикон, из которого был сделан самый большой искусственный член из его коллекции, казалось, скоро аллергия начнётся. Он хотел почувствовать горячий пульсирующий настоящий член, сжать его мышцами или ощутить упругость его вен языком. Такое настроение чувствовали в ратуше: запах разгорячённой омеги не могли скрыть новейшие гормональные препараты, — и курьеры вновь потянулись к двери его замка с подарками. Все они были отвергнуты: Карбофос прекрасно знал, чей член он хотел заполучить. Остальные части тела его владельца тоже пригодились бы, но чуть позже — сейчас он просто ни о чём другом думать не мог. К мысли о том, что пора позвонить обладателю вакантного места и осчастливить его этой новостью, подтолкнула начавшаяся течка.Рэйтан внимательно выслушал менеджера по телефону и вежливо ответил, что планы его изменились, он вынужден отказаться от места, в связи с чем и приносит свои извинения господину Карбофосу.Карбофос, стоящий рядом во время этого разговора, ушам своим не поверил. Когда менеджер положил трубку, он даже несколько раз попросил его пересказать сказанное слово в слово. От количества пересказов смысл сказанного не менялся — альфа его отвергала. Будь это лучшее время для Карбофоса, он, возможно, всё обдумал бы и составил более разумный план мести, но сейчас он мог осмыслить лишь одно — силиконовый член на вожделенный реальный заменить не удастся. Ему отказали. Ему — самому влиятельному человеку города.Он схватил свою плётку и в ярости бросился по адресу, указанному Рэйтаном в списке претендентов. Ещё несколько дней назад он прекрасно осознавал, что это самый безрассудный поступок — течной омеге нестись по улице, полной прохожих. Он не ограничивал свою свободу и во время течки, но всегда передвигался на автомобиле с личным шофёром. Сейчас Карбофос просто о нём не вспомнил.Он добрался до дома, где жил Рэйтан, и яростно застучал в дверь. Ответом ему было молчание. Распаляясь, Карбофос заколотил рукоятью плётки. На улице на него уже стали обращать внимание. Прохожие замедляли шаг, некоторые останавливались.

— Открывай! Я знаю, ты там! — Карбофос изо всех сил пнул дверь и чуть не ввалился в дом — настолько неожиданно та отворилась.— Спокойнее, господин Карбофос! — Рэйтан схватил его за рукав, втянул внутрь и, захлопнув за ним дверь, исподтишка выглянул в небольшое оконце в стене рядом с входом.

Прохожие, постояв, начали расходиться.— Какого чёрта вы творите? — Рэйтан обернулся и отступил от Карбофоса на несколько шагов и даже, казалось, дышать стал реже, словно воздух вокруг непрошеного гостя был пропитан отравляющим газом. — В такое время болтаться одному по улице! Или люди вашего положения просто мечтают быть изнасилованными где-нибудь в подворотне?— Люди моего положения, — прошипел Карбофос, подходя ближе, — мечтают о верных слугах.

С каждым его словом Рэйтан, выставив вперёд ладони в отталкивающем жесте, отступал вглубь комнаты. Сдерживать нарастающее возбуждение становилось всё труднее, запах омеги окутывал его. Это был сладкий аромат сандала — его Родины, покинутой много лет назад в поисках лучшей жизни. Он задержал дыхание, как при прыжке в воду, но Карбофос не отступал, тесня его к стене.

— О слугах, которые не разочаровывают своих хозяев. — Казалось, Карбофоса забавляли попытки юноши держать себя в руках. Он чуть отступил — только для того, чтобы взглянуть на обтянутый тканью джинсов напряжённый член Рэйтана — и удовлетворённо хмыкнул. Разочарования в этом звуке и в помине не было.— Которым я мог бы доверить дело всей своей жизни. — Карбофос сделал последний шаг.Рэйтан почувствовал, что упёрся спиной в стену. Отступать было некуда. Он выдохнул и, запинаясь, проговорил:— Не могли бы вы... уйти, господин Карбофос... Мы поговорим, когда вам станет лучше...Мысли были тягучими, словно патока, язык не слушался, слова были шершавыми и падали в разгорячённый воздух комнаты, как камни.— Да ты не представляешь, как мне сейчас хорошо, — ухмыльнулся Карбофос. Он поддел рукоятью плётки подбородок юноши и обвил всеми её четырьмя кожаными хвостами смуглую шею.Как ни старался Рэйтан себя сдержать, природа альфы не могла смириться с таким посягательством на свободу. Он перехватил Карбофоса за руку и швырнул его к стене.

— Хочешь, чтобы я не разочаровал тебя, старый извращенец? — Он намотал его бороду на кулак и притянул к самому лицу, глядя в расширившиеся глаза Карбофоса именно тем взглядом альфы, от которого тот готов быть кончить прямо сейчас, тут же возбудиться вновь и кончить снова. Слова застряли где-то на пути к гортани, поэтому Карбофос смог только кивнуть, боясь разорвать зрительный контакт. Член его был налит такой тяжестью, что, казалось, он и шагу сделать не сможет, не поддерживая его руками. Ему требовалась разрядка, немедленно. Он чувствовал, как истекает смазкой, бельё липло к телу, сковывало движения и почти причиняло боль. Он попытался было прижаться к Рэйтану, но тот, медленно вытащив из ладони Карбофоса плётку, отступил, оскалился в улыбке и, не повышая голоса, скомандовал:— Раздевайся.Карбофос как можно быстрее стянул с себя одежду и бросил её на пол. Запах сандала усилился. Рэйтан коснулся рукоятью плётки шеи Карбофоса, провёл по кадыку. Тот облизал пересохшие губы, сглотнул. Рукоять двинулась ниже, оставляя красный след на белой изнеженной коже, покружила по ореолу сосков. Карбофос громко ахнул — это было чувствительное место.— Тишшше! — прошипел Рэйтан, прижимая указательный палец к губам Карбофоса. Его рука подрагивала. Он был всё ещё одет, и Карбофос словно оголёнными нервами чувствовал шершавую ткань его одежды. — Обожаю, когда омега стонет, но у меня тонкие стены... и склочные соседи. Хотя... ты же любишь скандалы...Он прочертил рукоятью плётки по рёбрам Карбофоса, словно пересчитывая их: она перескакивала с одного на другое, заставляя того вздрагивать, — покружил около пупка и спустился к паху. Поддел ею яички и, легко касаясь, провёл по возбуждённому члену.Карбофос откинул голову, с глухим звуком стукнувшись затылком о стену, и закусил губу, заглушая долгий стон. Его руки вцепились в ворот клетчатой рубашки Рэйтана. Тот отбросил плётку и, отодвинув коленом ногу Карбофоса, с блестевшими от смазки дорожками, приподнял её, закинул себе на бедро и, нащупав припухшее отверстие, просунул туда сразу два пальца.Карбофос громко всхлипнул и уткнулся лбом в плечо Рэйтана. Одной ногой он цеплялся за бедро юноши, другая мелко дрожала под весом навалившейся на него альфы, руки скользили в поисках опоры то по стене, то по рукавам рубашки. Рэйтан вытащил пальцы и, разведя их, несколько секунд любовался на тонкую плёнку смазки, потом поднёс её к лицу и глубоко вдохнул. Сладковатый запах сандалового дерева, наполнивший его лёгкие, чуть не лишил чувств. Он покачнулся, но успел опереться ладонью о стену, прижав ещё сильнее Карбофоса к стене. Человеческая сущность отступила под натиском вырвавшихся из подсознания инстинктов альфы. Казалось, он даже по-человечески изъясняться сейчас был не в состоянии. Рэйтан прижал губы к самому уху Карбофоса и прорычал:

— В койку. Быстро.Койку найти не представляло никакого труда: квартира была настолько мала, что по сути являлась одной комнатой-студией, разделённой на зоны. Правда, как они до неё добирались, Карбофос уже плохо помнил. Он запомнил лишь металлическое витое изголовье кровати, потому что чуть кожу на ладонях не исполосовал острыми краями литья, когда цеплялся за какой-то диковинный цветок, явно принадлежащий индийской флоре, в то время как Рэйтан со звериным рыком, забыв о склочных соседях, вколачивал его в старый матрас. То, что он был старым, Карбофос понял уже потом, когда обнаружил на спине синяки и царапины от пружин. Приятной неожиданностью оказались использованные презервативы, валяющиеся рядом с кроватью. Карбофос попытался их сосчитать, но всё время сбивался на восьмом: после секса во время течек он даже таблицу умножения забывал. Из постели они сутки не вылезали, это уж точно. Хоть убей, он не помнил, когда Рэйтан успевал их надевать. Конечно, он принимал гормональные препараты, да и избавиться от ребёнка в случае беременности не представляло никакого труда, но такая ответственность альфы в самый разгар течки была наиболее необходимой чертой, чтобы можно было смело браться за дело, ради которого, собственно, Карбофос и объявил о вакантном месте слуги в своём замке.Когда он открыл глаза, Рэйтан гремел посудой в углу, отгороженном под кухню. Карбофос почувствовал запах восточной кухни, и желудок его заурчал — он был голоден и совершенно вымотан. Но когда Рэйтан показался из-за перегородки с тарелкой в руке, в индийской одежде — белых льняных штанах и рубахе, с тюрбаном на голове, он почувствовал, как член вновь наливается тяжестью. До этой минуты он не замечал в себе такого пристрастия к экзотике.Карбофос откинулся на кровати, даже не пытаясь прикрыться и скрыть возбуждение. Рэйтан остановился, окинул его взглядом, едва заметно принюхавшись, и, поставив тарелку на стол, минуя постель и старательно глядя Карбофосу только в глаза, уселся в кресло напротив.

— Итак, господин Карбофос, — сказал он тоном человека, решившего выяснить всё до конца. — Вы говорили, что хотели доверить слуге дело всей своей жизни. Я хотел бы узнать, что это за дело.Карбофос понял, чтобы снова заполучить этот член, заманчивые очертания которого виднелись сквозь тонкую ткань штанов, придётся снова его завоевать. Это ему нравилось.— Это значит, — сказал он, — что вы приняли моё предложение занять вакантное место слуги, не так ли? — Карбофос раздвинул ноги чуть шире.— Да, — Рэйтан усердно смотрел ему в глаза. — Но это не значит, что я должен оказывать интимные услуги стареющей богатенькой омеге.— Что-то я не услышал внятного отказа, когда твой узел распирал мне задницу, — ухмыльнулся Карбофос. — И не один раз. — Он красноречиво посмотрел на валяющиеся на полу презервативы.Скулы Рэйтана порозовели, он закусил губу, пряча улыбку.— Да, было неплохо. — Его взгляд наконец скользнул ниже. Карбофос ухмыльнулся ещё шире и раскинулся на кровати, как морская звезда. Запах сандала наполнил комнату. Рэйтан понял, что опрометчиво было надевать тонкие домашние штаны на голое тело. — Но вначале дело. — Оставалось надеяться, что его голос звучит по-прежнему уверенно.Карбофос встал с постели. Рэйтан проследил взглядом за узкой струйкой смазки, стекающей по внутренней стороне бедра. Казалось, эту струйку и его член объединяла обратная пропорциональность: с каждым сантиметром, пройденным ею вниз, его член на столько же устремлялся вверх.

Карбофос подошёл вплотную и опустился на колени, обхватив руками бёдра Рэйтана, мягко провёл по ним ладонями.— Какие могут быть дела у альфы и омеги в третий день течки? Предлагаю вначале... — Карбофос потянул Рэйтана за резинку штанов, освободил его напряжённый член и облизнул губы, — решить нашу маленькую проблему... А потом поговорим о делах. Хотя проблема не такая уж и маленькая, как я погляжу... — Он провёл языком по всей длине от основания до головки и легонько подул на неё.Это было предложение, от которого невозможно отказаться. Рэйтан выгнулся, судорожно втянув воздух сквозь зубы. Чалма слетела с его головы и, раскрутившись, закатилась под стол. Он схватил Карбофоса за волосы и, чертыхаясь, стал вбиваться ему в рот.Ну и поскольку рот Карбофоса был в основном занят: вначале членом Рэйтана, а после остывшей едой, которую тот приготовил ещё утром, поговорить им удалось лишь три часа спустя.— Они ненавидят меня. — Карбофос, закрутившись в простыню, разбирал свою одежду, сваленную в коридоре у стены. Рэйтан сидел на полу в комнате среди подушек и курил кальян, наблюдая за кольцами дыма, исчезающими под потолком.Фраза эта звучала безо всякой обиды — просто как констатация факта.— Единственное, что я всегда слышал от них — это тишина. — Карбофос вытащил из вороха одежды брюки, понюхал их и, поморщившись, бросил обратно: они были покрыты засохшей коркой смазки. — Так они выражают своё мнение о том, что меня не существует. Для них, по крайней мере.— И зачем я тебе нужен? Хочешь, чтобы я свернул им шею? — Рэйтан втянул дым. Вопрос можно было бы посчитать саркастичным, если бы не серьёзный тон, которым он был задан.Карбофос задумался.— Откровенно говоря, мне не приходило это в голову. — Он плотоядно улыбнулся. — Хотя идея хорошая. Но нет: я хочу насолить им по-другому. Занять почётное место в ратуше на дубовом кресле. Моя табуретка мне надоела.Он махнул рукой на испорченную одежду, подошёл к Рэйтану и плюхнулся на подушки рядом.— Ну? Что скажешь? — Карбофос вытащил у него изо рта мундштук и глубоко затянулся.— Они никогда тебе не позволят, — пожал плечами Рэйтан. — Если только у тебя не будет какой-то высшей привилегии. Той, которой у твоей родни нет.— Вот! — поднял указательный палец Карбофос. — Именно! Высшая привилегия! Высшей привилегией в нашем городе Элефант-тауэре считается древний датский орден Слона — самая экстравагантная награда Европы. С драгоценными камнями. Таких орденов и во всём-то мире около пятидесяти насчитывается, и если один из них будет на моей шее, то никто не посмеет усадить меня на табуретку в главном зале нашей городской ратуши.— И откуда ты его возьмёшь, если их уже давно не вручают?— Как откуда? — удивился Карбофос. — А что, есть варианты? Украду, конечно. Ты украдёшь его. — Он выпустил огромное кольцо дыма. — Для меня.Наступила тишина, нарушаемая только бульканьем кальяна.— Ты ведь не шутишь, нет? — полуутвердительно произнёс Рэйтан и взглянул на невозмутимо восседающего на подушках Карбофоса. Простыня придавала ему удивительное сходство с римским сенатором. Он словно уже занимал место в резном кресле из морёного дуба, поэтому не удостоил его ответом. — Просто хотел уточнить.