Глава двадцать восьмая. Желание сердца (1/2)

В раннем уходе с матча по квиддичу имелись и свои плюсы. Сейчас, когда практически вся школа была так или иначе вовлечена в творящееся на лётном поле священнодействие, Гарри мог вывести из дортуара Сундук, не привлекая к себе ненужного внимания и не вызывая вопросов.

План родился спонтанно, но от этого хуже не стал. Швыряться проклятьями в Комнате-где-всё-спрятано совсем не хотелось, и Гарри давно уже пытался придумать, где бы организовать подходящий полигон. И вот теперь его осенило.

Антиаппарационный барьер, ограждавший Хогвартс, опирался на круг зачарованных камней, в незапамятные времена вкопанных вдоль опушки Запретного леса. С тех пор чаща заметно разрослась, и теперь большая часть мегалитов скрывалась в подлеске. Камни поддерживали и другие оборонительные заклинания, в том числе большой осадный щит, который, как Гарри вычитал в «Истории Хогвартса» поднимали всего одиннадцать раз за время существования школы (из них дважды — из-за Гриндельвальда). За чарами надзирал профессор Флитвик — регулярно инспектировал их состояние и подновлял, если требовалось. Его крохотные ножки протоптали вдоль каменного круга узкую тропинку, и если территория за ней, вне границы кромлеха, была опасна без дураков, то внутри, между тропинкой и открытым пространством, находилась зона, куда смертоносным обитателям зарослей хода не было, а вот кустарники и молодые деревца чувствовали себя превосходно, и так же превосходно могли скрывать от любопытных глаз.

Идеально.

Конечно, без Тома ничего особенно сильного не наколдуешь, но Гарри и не был намерен начинать сразу со смертельного проклятья — вдруг и простейшие чары уже покажут уязвимость Сундука. А подниматься сейчас в секретный Штаб и объясняться с Томом — означало терять время и упускать возможность, подвернувшуюся столь неожиданно.

С этими мыслями он торопливо распахнул Сундук и начал выгружать одежду и книги из него на свою кровать.

— Не стой столбом, помоги, — призвал он Драко. Тот повиновался, хотя и не преминул спросить:

— А что мы делаем?

— Готовимся исследовать новые грани магии, на что это ещё, по-твоему, похоже, — усмехнулся Гарри. — Хочу проверить, насколько эта милая вещичка способна противостоять нападению, в случае чего.

Драко нахмурился и задумался.

— Собираешься спрятать в нём что-то ценное? — полуутвердительно сказал он, когда они тщательно задёрнули прикроватные занавеси. — Это, случайно, не…

Гарри шикнул, и Малфой тут же заткнулся — он явно понял, что ответ: «да». Но такое даже в собственной спальне лучше не обсуждать вслух лишний раз.

Вместо этого они принялись перемывать кости Квирреллу. Какая именно причина сподвигла преподавателя ЗОТИ покуситься на жизнь Гарри? Была ли то ненависть к наследнику Слизерина, зависть к нему же, или неверно понятые желания Тёмного Лорда? Конечно, Малфой-старший должен был предупредить пожирателей смерти об особом статусе Гарри, но могло статься и так, что не все ему поверили, либо же до Квиррелла новости пока просто не дошли. А ещё Квиррелл мог принадлежать к фракции ненавистников Тёмного Лорда, и нацелить удар в его протеже как раз поэтому. Столько версий — выбирай не хочу. У Гарри имелась и более прозаическая.

— Думаю, на нём проклятие, — поделился он.

Драко фыркнул и дёрнул бровями:

— Тоже мне, новость. На должности давно проклятие, поэтому и берут кого попало, лишь бы год кое-как протянул.

— Да нет, не в том смысле. На нём самом, — попытался объяснить Гарри свои смутные подозрения. — Замечал, как от него воняет?

— А я-то считал, что он просто редко меняет носки, — схохмил Драко. — Ладно, я тебя понял. Чёрная магия, да?

— Ты мне скажи, мистер Половинка Блэка! Чуешь что-нибудь странное от него? — с надеждой спросил Гарри.

— Не больше, чем ты, мистер Четвертинка Блэка, — усмехнулся Малфой в ответ. — Чую, что мне хочется заткнуть нос. Тут надо в библиотеке порыться, желательно именно в маминой фамильной. Только в неё теперь ходу нет…

Он вздохнул. «Как это — нет?» — чуть не ляпнул Гарри, но вовремя прикусил язык. Интересно. Выходит, леди Нарцисса в особняк не допущена? И сам Драко тоже?

Следовало догадаться, укорил он себя мгновением спустя. Иначе дом не дошёл бы до того запущенного состояния, в каком застал его Гарри.

— Проклятие ведь способно влиять на разум? — продолжил он свои рассуждения. — Вдруг он уже вообще не соображает, что делает?

Драко неуверенно пожал плечами:

— Проклятие способно влиять на что угодно, и на разум — в первую очередь. Но, мне кажется, тогда бы он кидался на всех подряд, как оборотень в полнолуние. Нет, как по мне — не похоже.

Занятые таким разговором, они покинули здание школы через выход, ведущий к теплицам. В небе над скатами сверкавших на солнце крыш носились юркие разноцветные фигурки — игра продолжалась. Гул трибун, приглушённый расстоянием, доносился даже сюда. Сразу за теплицей номер пять, чьи запотевшие стёкла охраняли самые опасные и непредсказуемые экземпляры флоры, начинались заросли папоротника, а за ними — высокие кусты утёсника и дикой малины. Продравшись сквозь колючки, Гарри удовлетворённо огляделся.

— Здесь нормально, вроде, — заключил он и достал палочку.

На речь о высшем благе и необходимости Сундук среагировал точно так же, как и Хоул в своё время — то ли понял, то ли нет, но увернуться от хозяйских сглазов не пытался, лишь беспокойно пританцовывал на месте, взрывая дёрн когтистыми ногами. Щекочущее, жалящее и оглушающее на него видимого воздействия не оказали, и Гарри приободрился — дело явно могло выгореть. Для очистки совести — а вдруг артефакт защищён только от магии владельца — он велел Драко наколдовать «инсендио», и вот тут случилось непредвиденное. Сундук подпрыгнул, стряхнул язычки пламени, как собака — воду с шерсти, и ломанулся сквозь подлесок — только ветки захрустели.

— Стой! Да мать твою Моргану, стой! Куда! — возопил Гарри, но было поздно. Качнувшиеся кусты сомкнулись за беглецом.

Драко захохотал, согнувшись в три погибели, и Гарри метнул в него жалящее, прежде чем поспешить на ловлю строптивой собственности.

Запретный лес очаровывал.

Летом впечатление, должно быть, было ещё сильнее, но и сейчас, в бурых и коричневых красках поздней осени, он смотрелся загадочно и маняще. Вековые тисы изгибали сучья и склонялись к земле, будто застывшие на середине причудливого танца. Сочно-зелёные шары омелы гнездились на вершинах облепленных мхом вязов. Тут и там свисали с оголившихся ветвей диких яблонь маленькие жёлтые яблочки — похоже, некогда этот кусок леса являлся частью школьного сада. Боярышник, усыпанный алыми ягодами, гнущиеся под тяжестью багряных кистей рябины и шиповник, весь в перезревших плодах, казались обрызганными кровью. Толстый мягкий ковёр опавших листьев пружинил под ногами, перемежаясь с пятнами чёрного и жёлтого лишайника. Лесной воздух, насыщенный запахом разлагающейся растительности, нёс в себе какую-то терпкую, незнакомую ноту — казалось, так пахнет само волшебство.

И повсюду чувствовалось движение, кипела скрытая от глаз таинственная жизнь.

Кто-то шуршал и стрекотал в остатках древесных крон, кто-то перебегал между стволов, слишком быстро, чтобы Гарри успел рассмотреть его, чьи-то тени, несообразные направлению солнечных лучей, резвились в частоколе орешника. Сухой сучок вдруг подмигнул, показав чёрные блестящие зрачки. Гнилая коряга, о которую Гарри запнулся, ожила и, припав к земле, юркнула в расселину под корнями. Над головой заухали, залопотали, захлопали крыльями — но, когда Гарри попытался разглядеть потревоженное существо, там уже никого не было.

Хуже того, не было видно и Сундука.

— Я в лес не пойду, — вякнул было подоспевший Малфой, но Гарри, развернувшись, наградил его свирепым взглядом.

— Пойдёшь как миленький, — прошипел он. Новое проклятие вертелось на кончике языка, и очень хотелось выместить на ком-нибудь досаду от случившейся промашки. Драко, очевидно, прочёл это по его лицу, потому как живо заткнулся и принял бравый вид — насколько уж сумел, с учётом дрожащих губ и коленей.

Они углубились в чащу. Слабый ветерок по временам сшибал листочки с ветвей, и те, кружась, падали вниз. Один приземлился на плечо Гарри, но прежде, чем тот успел стряхнуть нежданное украшение, расправил тонкие слюдяные крылышки и упорхнул прочь. Драко тяжело, прерывисто вздохнул. Он озирался по сторонам и держал волшебную палочку наизготовку, стискивая её до побелевших костяшек пальцев.

— Сундук! — позвал Гарри, чувствуя себя по-дурацки. Надо было всё же придумать ему нормальную кличку, хотел ведь. — Ко мне! Сундук! — он засвистел.

Вдалеке что-то хрустнуло — и тут же снова затаилось.

— Сюда! Эй!

— Мой лорд, — подал дрожащий голос Малфой, — возможно, не сто́ит…

— Драко, ты не помогаешь.

Чем дальше они шли, тем просторнее становилось вокруг. Кустарник отступил, деревья стали мощнее, выше. Плющ взбегал по кряжистым стволам, нити «исландского мха» свешивались с ветвей. Гарри и сам забеспокоился — как бы не заблудиться!

— Сундук! Чтоб тебе! Давай, выходи! Ко мне!

Что-то белое виднелось впереди. Странно, ведь снег ещё не выпал, хотя, вне всяких сомнений, первого зимнего снегопада оставалось ждать уже совсем недолго. Но Гарри бросил лишь беглый взгляд на это бледное пятно — он наконец-то заприметил беглеца. Тот с виноватым видом — один Мордред ведал, как поганцу удавалось выглядеть виноватым, ведь у него и лица-то не было, но всё же Сундук справлялся — семенил навстречу, шурша палой листвой. Гарри зловеще похлопал кончиком палочки по ладони.

— К ноге! — скомандовал он и шагнул вперёд.

И наткнулся на то, что белело в низинке, наполовину занесённое лесным мусором.

Драко издал странный задушенный звук — то ли писк, то ли всхлип, и Гарри смутно понадеялся, что, если Малфой надумает блевать, у него хватит соображения отвернуться. Но блевать его рыцарь не стал — задышал часто, криво оскалился и поднял палочку повыше. Кажется, когда Малфой был напуган по-настоящему, его страх перерождался в злость — уже второй раз за сегодняшний день Гарри лицезрел эту метаморфозу.

Перед ними лежал мёртвый единорог.

Тонкие ноги, поджатые в болезненной судороге, разметавшаяся жемчужная грива, рог, чьё волшебное сияние угасло навек, и затянутые мутной пеленой глаза. Его не тронули насекомые — то ли было слишком холодно, то ли сама суть этого чудесного создания оберегала его от последнего надругательства смерти. В его молочно-белой шее зияла рваная рана, настоящая дыра, кулак можно было бы просунуть. Серебристая кровь засохла на перепачканной шкуре и на листьях вокруг. Гарри не был таким уж большим любителем животных, однако от этого зрелища у него на глаза навернулись слёзы.

Но, как видно, не только в Малфое крылся недурной потенциал для внутренней алхимии. Гарри и сам чувствовал, как губы раздвигает гримаса, позаимствованная из арсенала старшего брата. Слёзы печали переплавились в слёзы ярости.

Кто посмел?

Обитающий в Запретном лесу табун был последним в Магической Британии. Во всём мире, если уж на то пошло. Здесь у единорогов не было естественных врагов — по крайней мере, так считалось. Они жили невероятно долго, а потому размножались очень медленно, и потеря даже одного не могла пройти бесследно. Какая бы тварь не охотилась на воплощение самой магии, её требовалось выследить и уничтожить.

Сундук, бочком прошмыгнувший к Гарри, улёгся на землю, поджав ноги. Гарри рассеянно похлопал его по крышке — ругаться на полуразумный артефакт расхотелось, не до того.

— Кому скажем? — тихо спросил Драко, и голос его словно разбил заколдованный шар тишины. Гарри очнулся. Не было смысла торчать здесь, захлёбываясь злостью.

— Декану, — решил он. — И ему, естественно. И Грейнджер. А больше — никому.

— Грязнокровке зачем? — поморщился Малфой.

— Она гриффиндорка, вот зачем. Пусть пошпионит, мало ли кто что у них знает об этом.

Малфой задохнулся.

— Ты… ты думаешь — это сделал не зверь?

Гарри смерил его хмурым взглядом.

— Не знаю. Но подумай-ка вот о чём — будь ты не просто тёмным магом из семьи крепко поехавших колдунов, а прямо конченым, вообще мразью, для чего бы тебе могла понадобиться кровь единорога?

— Ну, это просто, — не задумываясь, ответил Драко. — Для зелий и артефактов используют волосы и рог, а кровь нужна только чтобы… — тут до него дошёл смысл собственных слов, и он закончил упавшим голосом:

— …продлить жизнь тому, кто уже, считай, умер.

И это действительно было так — библиотека Блэков, по которой так вздыхал Малфой, тому залогом.

Испивший крови единорога обрекал себя на ужасное проклятие — но, в ситуации, когда терять уже было и впрямь нечего, находились безумцы, решавшиеся отсрочить свою неминуемую гибель таким кощунственным способом. Как правило, они пытались что-то этакое доделать перед смертью — зачать ребёнка, отомстить врагу, закончить некий magnum opus. Оборонить королевство от вторжения, случалось и такое. Но вот в чём дело — проклятие единорожьей крови было особого сорта. Оно превращало все благие цели в их противоположность. Ум становился безумием, храбрость — трусостью, решимость — вялостью. Враг, которому надеялись отомстить, выходил сухим из воды. Труд всей жизни горел в огне, не оставляя за собою и пепла. Королевство сгнивало изнутри, растерзанное непомерными налогами и сварами знати за престол. Что до ребёнка… его назвали Мордредом, и довольно о нём на этом.

Они с Томом подробно изучили вопрос. И закрыли его раз и навсегда — цена, как в настоящей сделке с дьяволом, включала в себя саму покупку. Оно того не стоило, ни при каких обстоятельствах. Но кто-то думал иначе, и Гарри боялся, что он догадывается — кто.

Тот сорт идиота, что водится лишь на факультете Рейвенкло — идиот, считающий себя умнее всех на свете.

Если профессор Квиррелл умирал, ему могло от большого ума прийти в голову полечиться подобным средством.

А он умирал. Не нужно было быть Блэком, на четверть, половину или целиком, чтобы заметить, что день ото дня преподаватель ЗОТИ всё быстрее разваливается на части.

Ушла в прошлое нездоровая навязчивая болтливость. Никаких больше побасенок о похождениях в Африке и спасённых принцах. Никаких пространных рассуждений о пользе чеснока для здоровья. Накатывающие волнами тики тоже отступили, и на смену им явилось одеревеневшее напряжённое лицо, на котором живыми казались одни глаза. Всё вместе напоминало классическую картину отравления семенами чилибухи, только неимоверно растянутую во времени — книжку по растительным ядам Гарри позаимствовал у Забини, и теперь не мог отделаться от почёрпнутых из неё ассоциаций. Профессор Квиррелл походил на сломанного робота, на марионетку — рваные движения, направленный в никуда взгляд. Занятия окончательно свелись к самостоятельному чтению параграфа, никакой практики, никаких опросов. Эссе он, такое впечатление, вообще не проверял, хотя исправно писал их тему на доске в конце каждого урока.

А ещё он начал заикаться.

Преподаватель защиты от тёмных искусств. Заикаться.

По твёрдому убеждению Гарри, Квирреллу нужна была сиделка, а не кафедра.

Кстати сказать, не удивительно ли, что в его-то состоянии этот убогий сумел наложить столь сильные и замысловатые чары на мяч?

— Пожалуйста, уйдём отсюда, — прервал затянувшееся молчание Драко, и Гарри понял, что слишком глубоко погрузился в свои мысли. Он кивнул.

Итак, Сундук продемонстрировал обнадёживающую выносливость, — на резном дереве не осталось ни единой подпалины — но две дурные новости с лихвой перекрывали одну хорошую.

Они едва успели прошмыгнуть обратно в подземелье — затворяя за собой дверь слизеринской гостиной, Гарри услышал приближающиеся голоса. Говорили возбуждённо и громко, смеясь и перебивая друг друга — вне всяких сомнений, это возвращались болельщики.

Четверть часа спустя, войдя обратно в общую комнату факультета, Гарри очутился в эпицентре столь же масштабной вечеринки, как та, что сопровождала явление народу Салазарова наследника.

Как выяснилось, сборная Слизерина одержала очередную победу, хоть та далась не столь легко, как прежние. Мерзавка Спиннет умудрилась-таки натянуть нос Хиггсу — выцепила снитч в крутом пике, едва не пропахав землю черенком своей новенькой метлы. Очевидцы клялись, что верхушки травинок она точно задела. Как водится, с поимкой снитча матч был завершён, да только Гриффиндор это не спасло — пока ловцы играли в догонялки, Флинт, Монтегю и Пьюси заколачивали в чужие ворота квоффл за квоффлом, так что итоговый счёт составил сто девяносто против ста семидесяти в пользу Слизерина. Пожалуй, такой проигрыш следовало считать даже более унизительным — подумать только, поймать снитч, и всё равно продуть! Девятнадцать мячей против двух (ещё сто пятьдесят очков принёс снитч) — похоже, Блетчли, разъярённый тем, что первый мяч забили именно родной команде, встал насмерть, а вот Гриффиндору определённо стоило обдумать замену вратаря.

Сливочное пиво лилось рекой, по рукам префектов вновь пошла гулять заветная фляжка, на свет явился зачарованный граммофон и Майрон Вогтэйл, солист «Ведуний», под зажигательные риффы гитар призвал всех «двигать телом, словно волосатый тролль». Что студенты и принялись делать с огромным удовольствием. Флинта, капитана сборной, бросились качать, а тот всё орал: «А ну, поставьте, где взяли! Урóните — вам не жить!»

Гарри вытерпел где-то с полчаса этого содома (на сливочное пиво он в этот раз благоразумно не налегал, а без него праздничная кутерьма теряла часть своей прелести), а затем решил, что его исчезновения никто уже не заметит. Тем более, настроение мало соответствовало общей атмосфере. В глубине души ему было неуютно и тревожно.

За порогом гостиной он наткнулся на беспокойно кружащего факультетского призрака.

— Повелитель призывает вас к себе, — мрачно возвестил Кровавый Барон и увязался следом. Гарри почесал в затылке — однако! Он и сам торопился к Тому, и не в первый раз тот присылал сообщение посредством школьных привидений, взять хотя бы незабываемое явление Миртл в Ночь Тролля, но никогда ранее Том не звал его. Обычно это как раз Гарри был тем, кто искал встречи.

Дух проводил его до самой Комнаты-где-всё-спрятано — в щель закрывающейся двери Гарри успел увидеть, как тот просачивается сквозь пол, отправляясь по своим потусторонним делам. Щёлкнул замóк, и холодный злой голос произнёс:

— Где, позволь спросить, ты шатался всё утро?

— Так матч по квиддичу, — осторожно ответил Гарри, оборачиваясь. Том стоял прямо позади него, скрестив на груди руки. Выражение его лица было непроницаемым, что, как правило, означало какие-то сильные эмоции, которые тот не желал демонстрировать. Скверно. Где это Гарри успел проштрафиться? Том узнал о визите в Запретный лес?

Том нахмурился.

— Стоило тратить время на эту глупость! Слушай меня внимательно — с этого момента ты ни при каких обстоятельствах не должен оставаться один. Кто-либо из духов будет постоянно…

— Том, — рискнул перебить Гарри, — Том, мне нужно тебе кое-что…

— Помолчи, — сверкнул глазами тот. — Это важно.

— Мои новости тоже важные, — не сдавался Гарри. — Том, у н…

— Дай договорить, несносный ты ребёнок! — у Гарри появилось отчётливое ощущение, что он в шаге от повторного «круцио», но даже это не заставило его замолчать.

— Да дослушай же!..

Следующую фразу они произнесли хором, так слитно, будто репетировали заранее:

— У нас в школе одержимый.

***

Зачарованная дверь отворилась, впуская посетителя. Тот шагнул в кабинет — чувствовалось, что он делает это безо всякой охоты — и чопорно поприветствовал:

— Директор Дамблдор, сэр. Вы хотели меня видеть?

И снова та самая интонация на слове «сэр». Альбус вздохнул и позвал:

— Гарри, мальчик мой! Проходи, проходи! Чаю?

— Благодарю, — ответствовал тот, проскальзывая в кресло. Его ноги не доставали до полу, и в который раз Альбус напомнил себе — Гарри ещё так юн, ещё не поздно всё исправить. На этот раз он не наделает прежних ошибок.