Глава двадцать пятая. Пустая корона (1/2)

— Её скелет пребудет в Тайной Комнате вечно, — вслух прочла Гермиона и нахмурилась, не в силах скрыть изумления. Она, посвящённая теперь в Тайну этой самой Комнаты, могла точно сказать, что никакого скелета там не было. Снаружи — сколько угодно, бесспорно, но внутри — ни косточки. — Её — это чей?

— Её — это твой, — насмешливо подсказал подошедший сзади Рон, дёргая Гермиону за прядь волос на затылке. Почему-то практически все однокурсники считали подобный жест выражением приязни, тогда как в действительности это было попросту больно. И глупо.

— Но рановато обрадовались, да? От тебя нелегко избавиться, — и шутка тоже была так себе, с двойным подтекстом. Гермиона строго посмотрела на веснушчатого мальчишку.

Наверняка именно его старшие братья, записные остроумцы, наколдовали надпись. Характерный почерк угадывался сразу — граффити, вид на которое открывался, стоило ступить за дверь, замаскированную снаружи портретом Полной Леди, переливалось радугой и вспыхивало искорками крошечных фейерверков.

С неё не сняли баллы. На самом деле, профессор МакГонагалл даже не узнала, что Гермионы не было пол-ночи. Единственным, кто отреагировал на её пропажу, оказался Перси, но он ограничился длинной разгромной нотацией, потому что Гермионе хватило смекалки сразу упомянуть об уже наложенном на неё наказании. Видимо, отработка у профессора Снейпа не только ей одной представлялась высшей мерой дисциплинарного воздействия. Гермиона решительно заперла мысль о ней в маленькую шкатулку внутри своего сознания. Она не могла изменить свершившийся факт, поэтому и без конца обсасывать его не имело никакого смысла.

Итак, Перси не выдал. Гермиона начинала понимать, почему все вокруг с таким отвращением относились к её разумной привычке привлекать взрослых к разрешению проблемных ситуаций. Стоило один раз оказаться по ту сторону закона, и всё предстало в новом свете. Но и это тоже лучше было обдумать позднее. А вот что никак не удавалось выкинуть из головы, так это размышления о том, как скоро начали бы искать её тело.

Миртл любила горько порыдать именно над этой формулировкой. «Моё тело — и то не искали…» — говорила она надрывно, и вслед за тем неизменно исторгала из глаз целый водопад слёз. Гермиону это прежде раздражало, но теперь она прониклась.

Когда она на цыпочках прокралась в дортуар, подсвечивая себе путь самым слабым люмосом, какой только была способна наколдовать, не погасив огонёк вовсе — Лаванда, Фэй, Парвати и Келла спокойно спали. «Ладно, — решила Гермиона, — это нормально». Но и утром никто не накинулся на неё с расспросами. А следовало бы. Хотя бы ради того, чтоб уличить её в отсутствии после отбоя. «Никто не заметил, — сделала неприятный вывод Гермиона. — Они до такой степени меня игнорируют, что даже не осознают, есть я поблизости или нет?»

Но и это умозаключение оказалось плодом положительной предвзятости. Надпись ясно показывала: нет, как минимум младшие Уизли — заметили. И им — или, скорее, конкретно Рону — не было всё равно. Они сочли это поводом пошутить.

И именно глядя на весёленькие разномастные буквы — Рон нетерпеливо отпихнул её плечом, и Гермиона отступила в сторону, пропуская его, но сама так и осталась стоять у затворившейся двери в гостиную — именно в этот момент удушающей ясности она осознала, что Гарри был прав. Он совершенно бесцеремонно ткнул пальцем в то, что она прежде отказывалась видеть и признавать (примитивный механизм психологической защиты, по статьям из любимых маминых журналов она имела о нём некоторое представление), но теперь, вытащенное на свет, оно бросалось в глаза. У неё действительно не было друзей.

Хотя нет, не так.

Поправка: у неё не было друзей в Гриффиндоре.

И плевать они все хотели на баллы, которые она зарабатывала для факультета. Гермиона решила, что отныне она станет получать баллы для себя. Ей, по крайней мере, академические успехи Гермионы Грейнджер были интересны и нужны. Кубок школы мог катиться… к Мордреду, вот — вспомнила она местное ругательство.

Факультет не был семьёй. В семье себя так не ведут. Профессора не были настоящими Взрослыми — вчера они это с большим успехом доказали. У Взрослых не ходят бесконтрольно по детским учреждениям магические существа класса опасности четыре-икс — да, она изучала бестиарий, знала, что представляет собой тролль и отлично отдавала себе отчёт в том, какой именно смерти едва избежала. Декан МакГонагалл… тоже не была Взрослой. Гермиона безоговорочно, хоть и с подобающей торжественной печалью, лишила её этого титула. Взрослые ловят драконов — откуда успел взяться ещё и дракон? никто толком ничего не объяснил! — сами, без помощи студентов. Вообще говоря, они вызывают специалистов. А такие существовали, Гермиона читала об этом: в Министерстве магии имелись ликвидаторы опасных магических существ, и даже драконоборцы — как раз именно для подобных случаев.

Ужасный, хаотичный и безответственный мир отныне окружал Гермиону — и она была его частью, и именно в этом мире ей следовало приспособиться существовать. Адаптация — ключ к выживанию. «Бусы и копьё», — вспомнилось ей, и Гермиона вздохнула.

Рассчитывать стоило лишь на себя. И немножко — на тёмного мага с отвратительным характером, её нового друга. С этого дня ей нужно учиться намного усерднее и быстрей — кто знает, что ещё может произойти, если никто ничего не контролирует. Всё, что угодно — и хуже, чем это.

Она предполагала увидеть Гарри за завтраком — и, возможно, поговорить с ним, поскольку важной частью дружеских взаимодействий являлись разговоры; но к завтраку он не явился, и Гермиона, наряду с лёгким разочарованием, ощутила тревогу. Вчера профессор Снейп не выглядел слишком сердитым — как для него, так он и вовсе был милостив — но многое могло успеть случиться за утро. Кроме дракона. Кстати, если бы от последнего кто-то пострадал — об этом бы объявили, верно же? Ведь верно?

Как бы ей хотелось уверенно ответить: «да»!

Единственным местом, где она всегда обретала душевный мир и покой, являлась библиотека, и именно туда Гермиона и направилась, памятуя собственное недавно принятое решение. Для начала она намеревалась прочитать всё, что только можно, о драконах. А также о василисках. И о троллях. Мало ли, что она упустила прежде. Следовало быть готовой.

А ещё тёмный маг, надо отдать ему должное, был довольно прилежным студентом — не настолько, как она, конечно же, но всё-таки — и поэтому было вполне логично ожидать его появления в библиотечных стенах в какой-то момент времени. И так оно и случилось, пускай значительно позже, чем рассчитывала Гермиона, уже перед самым обедом. Она только-только закончила складывать книги в аккуратную стопку и собиралась попросить библиотекаршу покуда не убирать их по местам, когда Гарри вошёл — походкой, слишком энергичной для храма знаний. Весь он был какой-то встрёпанный, но, по крайней мере, без подпалин от драконьего пламени и без иных видимых повреждений. Воровато зыркнув по сторонам, он цапнул её за мантию, утянул за ближайший ряд стеллажей и зашептал на ухо:

— Так. Совсем забыл предупредить — моя вина. Слушай внимательно, и делай точно как я скажу. Первое. Ко мне не подходишь. В Большом зале, на занятиях — нигде. Если ваши увидят, что ты со мною спелась, они тебя с говном сожрут. Мои меня пока тоже, но с ними я улажу, дай лишь срок. Это ясно?

Гермиона молча кивнула. К горлу подкатили слёзы, но Гарри был беспощадно прав. Дружба со «слизнями» — не то, что прощают друг другу гриффиндорцы. А она и так изгой на собственном факультете, в свете утренних самооткровений это следовало честно признать.

— Второе, — зашипел Гарри ещё тише, и ей невольно вспомнился змеиный язык — невероятно любопытный феномен, только и ждущий, чтобы его изучили, — пока будем видеться на отработках или здесь. Здесь тоже за один стол не садимся. Лепись рядом, спина к спине, чтобы записки кидать удобнее. Я уже придумал кое-что, чтоб мы могли общаться по секрету, но тоже требуется время. До конца каникул — крайний срок. Поняла?

— Да, — одними губами шепнула она.

— Хорошо. И третье, самое важное. У меня для тебя задание.

— Задание?! — невольно возмутилась и восхитилась Гермиона. Вот это самомнение! — Ты что, профессор?

— Тихо! — Гарри ущипнул её за бок, и Гермиона чуть не взвизгнула в голос. Гадкий мальчишка! — Не ори ты, ей-Мерлин, прокляну! Задание как для друга. Без тебя не справиться, а очень надо. Всё расскажу подробно, но давай сходим пожрём сперва. Не то я сдохну — ещё и без завтрака сегодня.

С этими словами он отпустил её локоть, в который успел вцепиться между делом, сверкнул глазами за стёклами очков, прижал на секунду указательный палец к губам — то ли снова «тихо!», то ли «не разболтай!», то ли всё вместе — развернулся на каблуках и сбежал, только мантия взметнулась. Гермиона сердито фыркнула ему вслед. Да уж, вот так друг — с такими, как говорится, и врагов не надо.

С другой стороны, именно этот отвратительный тип ворвался в туалет Миртл — как в кино, в самую распоследнюю секунду — и вызвал василиска, и спас ей жизнь, и показал самый секретный секрет Хогвартса. А премерзкий нрав, увы, судя по прочитанным книгам, являлся неотъемлемым качеством тёмного мага. Возможно, до какой-то степени на него следовало закрывать глаза.

Но щипаться она его точно отучит!

Гермиона одёрнула мантию, решительно вскинула голову и отправилась в Большой зал.

***

Том, с его абсолютно неисправимой склонностью к драматизму, просто заболел бы, если б преподнёс новость как-нибудь помягче. Гарри вполне это сознавал, но у него всё равно чуть сердце не остановилось. Разумеется, брат истово следовал заповеди «не попадайся», и вряд ли оставил бы уличающие следы. Тем не менее, не спросить Гарри не мог:

— Его же не найдут, правда? О, скажи, что правда! Мерлин, ты ведь в курсе, что сейчас половина школы утюжит на мётлах Запретный лес?

— Не найдут, — снисходительно улыбнулся Том, не меняя своей надменной и вальяжной позы в кресле. — Если не начнут копать грядки — я имею в виду, буквально.

Как выяснилось, испарить живой объект такой сложности, как дракон, не слишком-то легко — хотя Том больше упирал на ценность ингредиентов, которые можно добыть из его трупа. Огород он объяснил следующим образом: это единственное место в окрестностях, где свежевскопанная земля не привлекала к себе внимания. Логика в его рассуждениях была, хотя Гарри не оставляло ощущение, что Тому попросту не хватило времени или сил, иначе тельце дракона очутилось бы именно там, куда попадали все прочие предметы, испытавшие на себе воздействие «эванеско».

Загадкой оставалось, где полувеликан сумел раздобыть столь опасного питомца. Вернее, яйцо. Должно быть, приобрёл на чёрном рынке — диких драконьих популяций поблизости не имелось, а летом Хагрид никуда не уезжал с территории Хогвартса. Дракончик к моменту, когда Том его обнаружил, был ещё мал — вылупился совсем недавно. Хагриду, верно, стоило немалого труда его вывести и вы́ходить — в нормальных условиях чешуйчатые мамаши согревали кладку собственным пламенем.

Именно непрерывно идущий из каминной трубы дым привлёк внимание Тома с самого начала, но визит к старому знакомому он сперва откладывал — хватало других дел. Несколько недель спустя Хагрид зачастил в курятник — и это могло помешать плану с василиском, а потому за лесничим стали следить уже всерьёз — и призраки, в здании школы, и сам Том, вне её, насколько доставало «радиуса действия». Когда выяснилось, что из птичника гигант таскает к себе в хижину цыплячью кровь — стало лишь делом времени узнать, кому он её там скармливает, пусть Хагрид и держал все окна наглухо закрытыми, а дверь отворял только-только чтоб протиснуться, будто чуял, что его намереваются раскрыть.

Первым побуждением Тома, как он сам признался, было уничтожить опасную тварь на месте, но по здравом размышлении он решил пару дней повременить. Именно этим, как запоздало осознал Гарри, объяснялись все «занят, позже» в день Хэллоуина и накануне. Том лично контролировал драконий вопрос, одновременно с координацией слежки за профессорами при помощи призраков. И Гарри ещё думал, что это ему пришлось минувшей ночью понервничать и побегать!

Когда основной план свернул куда-то не туда, и сделалось ясно, что василиск досрочно вернулся в Тайную Комнату — а с ним и Гарри, и ещё двое чужаков, что вообще не предусматривалось — Том заставил дракона поджечь хижину, усыпил его смертельным проклятием и закопал. Тупица-полувеликан в это время дрых без задних ног. Ему не пришлось даже подливать зелий, он сам себя вывел из игры огромным количеством бренди, которое спаивал в тот вечер с одинаковым усердием и себе, пополам с чаем, и своей огнедышащей игрушке, пополам с куриной кровью.

Гарри проглотил вопрос о том, не собирался ли Том спалить Хагрида заодно с его хижиной. Он понимал, какой последует ответ: «culpa lata». Безразлично, то есть. А кроме того — лесничий, что, не догадывался, чем кончится содержание дракона в деревянном доме? С тем же успехом летучий ящер мог подпалить его и без участия Тома — просто в другой день. Подобный итог являлся абсолютно закономерным, если как следует поразмыслить, и жалеть придурка было совершенно не за что. Пусть спасибо скажет, что остался жив — подрасти дракон ещё чуть, и помер бы беспечный идиот уже гарантированно. Да, Хагрид совершенно точно не дружил с головой — он сам был опаснее любого дракона, теперь Гарри склонен был согласиться в этом с Томом.

Когда самые сложные вопросы исчерпали себя, Гарри вспомнил о том, что бросилось ему в глаза первым делом. Он кивнул на тусклую, помятую тиару:

— Нашёл интересный артефакт?

Том как-то непонятно хмыкнул.

— Возьми её в руки, — скомандовал он. — И скажи мне, что почувствуешь.

Несколько озадаченный, Гарри повиновался. При ближайшем рассмотрении вещица показалась ему старше, чем он подумал сначала. Нет, то была не бальная или свадебная тиара, скорее экспонат из археологического музея. В крошечные щербинки на поверхности потемневшего металла — серебра, должно быть, из него часто изготавливали волшебные предметы — набилась высохшая земля. По внутренней стороне ободка шла надпись: «INGENII ACVMEN THESAVRVS EST». Овальной формы самоцветы — опалы или лунные камни, или что-то похожее, Гарри не взялся бы определить — бледные, мутные и покрытые паутиной трещинок, но обрамлённые филигранью, были вставлены вдоль всего обруча, самый крупный — по центру. Два стилизованных, но вполне узнаваемых ворона над ним склоняли клювастые головы навстречу друг другу, венчая украшение.

— Так что? — поторопил Том. Гарри задумчиво потёр шрам.

— Старинная штуковина, да? Средневековая даже, — он взвесил артефакт в руке. — Тяжёлая какая!

— Я спросил не что ты думаешь, а что чувствуешь, — Том наклонился вперёд в своём кресле, сомкнув кончики пальцев. Странное, напряжённое внимание отражалось на его лице. Гарри пожал плечами.

— Ничего?

— Надень её, — продолжал командовать Том. Гарри усмехнулся.

— Экспериментируешь на мне? — не удержался он от ехидной реплики. Том дёрнул бровью.

— Мог бы проверить на себе — так бы и сделал, — ответил он, и Гарри враз присмирел. Лишнее напоминание о бестелесном состоянии Тома было… лишним. Он нацепил увесистый обруч. Теперь упорно хотелось назвать его «короной», и снова всплыли недавние ассоциации с малолетними монархами — корона оказалась явственно велика.

— По-прежнему ничего, — отчитался он. Том сощурился, пристально разглядывая его.

— Как я и предполагал, — подвёл он итог своим загадочным размышлениям. — Между прочим, у тебя на голове сейчас находится реликвия, считавшаяся утерянной на протяжении девяти веков. Цени момент.

Гарри тут же снял тиару — куда почтительнее, чем надевал.

— Ого! — выпалил он, крутя её в руках с новым любопытством. — А что она такое?

— Совсем нет догадок? — поддразнил Том в своей обычной манере любителя демонстрировать интеллектуальное превосходство. Гарри насупился.

— Подсказка? — взмолился он. Том качнул головой, но всё-таки сжалился:

— Обрати внимание на надпись.

Гарри изо всех сил напряг извилины. «Ingenii»… Архаичное начертание букв очень мешало. Слово походило на «гений», или что-то вроде того. Последнее — «est», как «быть», «являться». Гений является чем-то. Что же такое посередине? Тезаурус — это ведь «словарь»? Нет, выходила ерунда какая-то, наверное, слово изменило значение. И тут он вспомнил — он же читал об этом в «Британнике»! Конечно же, изменило, ну разумеется, потому что словарь — это «сокровищница слов», а старое значение…

— Острота ума — это сокровище, — не веря себе, выговорил он. — Да ладно! Ты серьёзно, что ли?

Том ухмыльнулся — и Гарри понял, что действительно угадал.

В его руках была Потерянная Диадема, также известная как Диадема Рейвенкло. Одна из четырёх легендарных реликвий Хогвартса, ни больше ни меньше.

— Она не работает, — было первым, что он сказал, когда достаточно отошёл от шока и восхищения. — Я точно не стал умнее. Очень жаль.

«И латынь сама собой не выучилась», — подумал он при этом про себя с большой печалью. Не вслух — потому что Том назвал бы это «прискорбной леностью ума», или ещё как-нибудь похлеще.

— Подозреваю, — хмуро изрёк Том, — что магия реликвии разрушилась после стороннего вмешательства. На диадему были наложены иные чары, поверх сплетённых Ровеной. Сохранялась ли их сила в тот момент, мы уже никогда не узнаем. Могла, учитывая, что Шляпа Годрика исправно функционирует по сей день, — в его быстрой брезгливой гримасе читалось возмущение от подобного варварства. Гарри это чувство разделял сполна — взять и сломать реликвию Хогвартса, какой гнусный поступок! Интересно, кто мог сделать такое — и для чего?

— Что хоть за чары, — озвучил он свои мысли, — ради которых стоило уничтожить магию Ровены?

— А, — Том ещё сильнее помрачнел, — это как раз самое интересное. Пока я не берусь сказать точно — но, будь уверен, я узнаю.

«И если уродец ещё жив — ему не поздоровится, я думаю», — решил Гарри, наблюдая за тенью, набежавшей на лицо Тома. Но он не сочувствовал колдуну-вандалу — он хотел себе место в первом ряду.

— Мы… вернём её школе, да? Ну, когда ты закончишь изучать — что ты там изучаешь, — полуутвердительно произнёс он, бережно кладя диадему на её прежнее место поверх кипы книг. Том вскинул брови.

— Вернём? — недоверчиво переспросил он. — Ты, верно, шутишь.

Гарри всплеснул руками. Иногда приютское воспитание давало себя знать. Нет, Гарри и сам был не без греха по этой части, но следовало же смотреть дальше собственного носа!

— Нет, это ты, верно, шутишь! — горячо возразил он. — Она всё равно сломана, какой в ней прок! А политические дивиденды? Представь — камеры, репортёры, все дружно целуют тебя в зад…

— Язык, — поморщился Том, и Гарри, не прерывая своей речи, быстро поправился:

— …все в полном восторге и благодарят тебя на коленях.

— Дешёвые лавры, — но Том заколебался, Гарри это видел.

— Бесплатные лавры, — надавил он. — Нам может здо́рово пригодиться способ быстро и легко создать тебе добрую репутацию у общественности, разве нет?

Том бросил на него взгляд, полный отвращения, и Гарри возликовал. Победа! Не в диадеме дело — кажется, это первый, то есть вообще первый раз, когда он в чём-то переспорил Тома.

— Допустим, — процедил тот. — Ладно. В подходящий момент мы её вернём.

— Это наиболее разумно, — деловито согласился Гарри, изо всех сил пряча ухмылку. Тут его взгляд случайно упал на стоявшие на бамбуковой этажерке часы. Стрелки на циферблате, сжатом тесными объятиями бронзовых амуров, приближались к самой высокой точке.

— Мордред и Моргана! — выдохнул он. Чуть ведь не забыл! — Том, Том, послушай — Снейп сегодня притащит бывшего хранителя твоего дневника! Ты же пойдёшь со мной? И давай обсудим заранее, что мне говорить.

— Разумеется, — Том нацепил холодное, строгое выражение лица. — Тебя никак нельзя отпускать одного.

«И только попробуй в этот раз ослушаться приказа», — добавили его глаза. Гарри поёжился и преданно закивал.

***

Вживую Гарри Джеймс Поттер производил двойственное впечатление.

Совсем невысокий мальчик — гораздо ниже Драко — узкоплечий и весь какой-то тоненький до прозрачности. Большие умные глаза невероятного зелёного оттенка, круглые смешные очки — очень похожие носил в своё время Джеймс. Торчащие во все стороны чёрные волосы, каждая прядь которых, казалось, росла в своём собственном направлении — фамильная беда Поттеров, недаром зелье для укрощения непослушной шевелюры изобрел именно дед парнишки. Безупречно отглаженная форма, начищенные до зеркального блеска «оксфорды». Образцовый студент, как с картинки.

А взгляд — угрюмый, тяжёлый, ускользающий. И само по себе лицо слишком уж серьёзное для первачка. Вошедши в кабинет декана, он отвесил чёткий, выверенный кивок.

— Лорд Малфой. Счастлив познакомиться с отцом моего дорогого друга. Господин декан, — ещё один сдержанный полупоклон.

— Мистер Поттер, — сухо приветствовал Снейп. Люциус поднялся из кресла и протянул руку.

— Мистер Поттер. Мне тоже приятно наконец увидеть вас своими глазами. Драко много о вас рассказывал.

Правила светской беседы предполагали ответить шуткой, что-то вроде: «надеюсь, только хорошее», или перевести стрелки на собеседника — «я тоже о вас от него наслышан». Но то ли Поттер не был им обучен, то ли считал вздором, как и сам Люциус. После рукопожатия он выдал следующее:

— Так это вы — бывший хранитель? Мне следовало догадаться.

Они расселись у камина. Снейп заранее наколдовал третье кресло, и даже чай заказал у домовиков, хотя Люциус подозревал, что вряд ли их гость рискнёт сделать в покоях зельевара хоть один глоток. Камин жарко потрескивал, но всё равно в помещении ощущалась прохлада — вечная, неистребимая промозглость подземелья, не менявшаяся ни летом, ни зимой. За оконным стеклом кружилась чёрно-зелёная муть. Малфой понял, что, оказывается, скучал в какой-то степени по здешней атмосфере.

— Мистер Поттер, — начал Люциус, разглядывая долгожданного собеседника, — не буду ходить вокруг да около. Вещь у вас?

— Да.

— Можете продемонстрировать?

Поттер качнул головой:

— Могу описать. Ежедневник за сорок третий год. Простой, линованный. Чёрная клеёнчатая обложка. На заднем форзаце — штамп книжной лавки «Уинстэнли». На переднем — инициалы и фамилия «Риддл». Если попытаться писать в нём… — тут, видно, Люциус не удержал лицо, потому что мальчишка дёрнул бровью и чуть усмехнулся краешком рта. — О. Вы не знали. Если писать в нём, то чернила исчезнут. И он вам ответит.

Пол ушёл из-под ног — как же повезло, что Люциус встретил это заявление сидя. В висках застучал пульс — а вместе с пульсом слово «ответит».

Салазар-заступник!

— Значит, вам известно предназначение артефакта? — спросил он со спокойствием, которого отнюдь не чувствовал. Поттер степенно кивнул.

— Разумеется. И артефакт его успешно выполнил, не так ли? В этой связи у меня не может не возникнуть встречного вопроса. Лорд Малфой, скажите, почему это произошло лишь сейчас? У вас была масса времени, как по мне.

«Произошло что? В чём это клятое предназначение? Ты-то знаешь, коли не блефуешь, но я — нет», — подумал Люциус сердито. Что через тетрадь можно каким-то образом переписываться с Тёмным Лордом — уже явилось для него сюрпризом, и пренеприятным. Что же это получается, повелитель вообще не умирал? А метки? Почему потускнели и деактивировались? Почему ожили лишь теперь? Тогда, десять лет назад, именно состояние меток послужило главным и решающим доказательством — как для тех, кто истово желал верить в гибель Тёмного Лорда, так и для тех, кто столь же отчаянно верить в неё не хотел.

Снейп закинул ногу на ногу и сцепил пальцы рук поверх колена. Ему Поттеровы откровения, как видно, тоже глубоко запали в душу — в его лице, и так вечно бледном, сейчас вообще ни осталось ни кровинки, и в целом он вдруг показался значительно старше своих тридцати лет.

— О чём вы, Поттер? — поинтересовался он, и Малфой не мог не порадоваться его весьма своевременному вмешательству в диалог — от самого Люциуса такой вопрос был бы неуместен; задай он его, и тут же выдал бы, что ни драккла на самом деле не понимает.

— Тёмный Лорд вернулся, господин декан.

Машинально Люциус отметил, как мальчишка назвал повелителя — не «сами-знаете-кто», или подобной трусливой кличкой, даже не «лорд Волдеморт». Именно «Тёмный Лорд», точно пожиратель смерти. Какая-то его часть возмутилась — Поттер не имел на это обращение никакого права. Ей возразила другая, продолжавшая так и сяк крутить невообразимое «ответит»: как раз Поттер и имел полное право, а вот сам Люциус, возможно, уже нет.

— Мы все давно об этом в курсе, — тут Люциус ни капли не приврал, но в этой фразе Поттер мог и должен был услышать нечто, весьма отличающееся от истины; а истина заключалась в том, что ничего, кроме простого факта, им известно как раз не было.

Поттер небрежно взмахнул ладонью, словно отметая его реплику, и расплылся в новой усмешке.