Глава семнадцатая. Жизненное пространство (1/2)

— Пивз что-то совсем от рук отбился, — обронила за завтраком Паркинсон. — Он и так-то всегда хулиганит напропалую, но сейчас… Говорят, кто-то видел, как он ворует портреты.

Она нахмурилась, отчего её и без того вечно кислое лицо и вовсе превратилось в маску всеобъемлющего недовольства мирозданием.

Пивзом прозывался тот самый «низший озорливый дух», школьный полтергейст, с которым некогда сравнил себя Том — и остался этим сравнением премного недоволен. Поколениями студенты страдали от его проделок, тупых (вроде бросания мелом), и далеко не всегда безобидных (например, выдёргивание ковра из-под ног было развлечением травмоопасным), но Гарри странным образом везло — ещё ни разу ни с оными проделками, ни с самим их автором он не столкнулся, а ведь к сегодняшнем дню он проучился в Хогвартсе — подумать только! — уже почти что целую неделю.

— Ворует портреты? — изумился Пайк и недоверчиво покрутил ушастой башкой. — Мерлин, зачем?

— Да кто его разберёт. У немёртвых своя логика, — глубокомысленно изрекла Паркинсон, расковыривая ложечкой яйцо всмятку.

— А кто это видел? — живо заинтересовался Драко, накладывая себе овсянку. Гарри содрогнулся; в его личном — весьма, кстати, коротком — списке нелюбимых блюд овсянка, безусловно, лидировала. К счастью, стол в Большом зале предоставлял весьма недурной выбор и без неё, так что Гарри нагрёб на тарелку поджаренного хлеба и принялся сооружать себе тосты с мармайтом<span class="footnote" id="fn_38754825_0"></span>.

— Не знаю, — пожала плечами Панси. — Мне сказала Монкли, а ей — Деррик, а кто ему — понятия не имею, может он сам и видел. Но не думаю. Скорее всего, кто-то из префектов — кто ещё бродит по ночам? Наверное, во время патрулирования застукали.

Гарри знал, кто ещё бродит по ночам (включая его самого, но он-то совершенно точно не был источником этих сплетен), однако воздержался от комментариев, занявшись вместо этого своими тостами. Вкус был божественным, хотя Драко покосился на него с содроганием и риторически вопросил:

— Как ты можешь это есть? Это же фестралий понос!

Гарри не остался в долгу:

— Как ты можешь это есть? Это же слизь флоббер-червя!

Малфой прыснул.

— Слизь флоббер-червя зелёная, совершенно ничего общего, — нравоучительно изрёк он. — При крёстном смотри что-нибудь такое не ляпни, а то он к своему предмету очень трепетно относится.

Гарри поёжился. Предстоящего сдвоенного зельеварения он откровенно побаивался, хотя Драко и успокаивал как мог:

— Не переживай, декан за нас всегда горой. Баллы он не снимает, а отработки, в случае чего, переживём как-нибудь. Подумаешь, строчки писать или что-нибудь такое. И вообще — увидишь, — на этих словах пакостливый хорёк загадочно усмехнулся и поиграл бровями.

Минувшая учебная неделя — а этот разговор за завтраком состоялся в пятницу — ознаменовалась для Гарри двумя достижениями. Во-первых, он освоил дорогу от факультетской гостиной до библиотеки, располагавшейся на четвёртом этаже, аккурат напротив того самого коридора, что не следовало посещать под страхом мучительной смерти. Во-вторых, и в-главных, они с Томом учредили секретную штаб-квартиру; и место для неё нашлось — лучше не придумаешь. Гарри, у которого сегодня после обеда не было занятий, уже предвкушал, как проведёт там всю вторую половину дня. Он скучал по Тому — привык, живя в Блэк-хаусе, что тот постоянно торчит в поле зрения, и теперь его отсутствие в непосредственной близости просто изводило — всё время чудилось, будто Гарри что-то потерял, и тянуло оглянуться по сторонам.

Кабинет зельеварения, куда первокурсников-слизеринцев отвела после завтрака префект Фарли, оказался большим квадратным помещением, где царил лютый холод. Посредине комнаты стояли столы и жаровни для котлов, а по бокам вдоль стен — шкафы с ингредиентами, самые ценные из которых, впрочем, прятались в запертой кладовке; дверь в неё была как раз позади преподавательского стола, рядом с классной доской. Большой каменный рукомойник в углу довершал не слишком уютную обстановку класса — впрочем, зловещее впечатление отчасти скрадывалось безумно любопытными склянками с плававшими в них заспиртованными препаратами, тут и там видневшимися на полках. Гарри даже почудилось, что лениво колыхавшийся в тёмной жидкости глаз ему подмигнул.

А вот что совсем не украшало классную комнату, так это девятка гриффиндорцев, хаотично сновавших, гремевших котлами и галдевших так, как умеют одни только выкормыши Годрика. Гвалт уверенно прорезала привычная уже, но докучливая, как зубная боль, скороговорка Грейнджер — кудрявая заучка твёрдо вознамерилась поведать всему миру, желал тот этого или нет, о прочитанных ею книгах по зельям. Гарри в упор не понимал, зачем ей понадобилось зубрить наизусть учебник — смысл обучения заключался в сочетании теории и практики, разве нет? Не то чтобы он сам не был очарован «Тысячей магических растений и грибов», и уж как минимум с интересом пролистал «Колдовские отвары и зелья», но он-то не испытывал нездоровой потребности пересказать их любому, кто не успел достаточно резво унести ноги.

Гринграсс, как и собиралась, захватила себе место рядом с Забини, и теперь воинственно оглядывалась, будто готовясь вступить за это соседство в бой; но дураков связываться с нею не было. Малфой самоуверенно выбрал парту в первом ряду, и Гарри, пожав плечами, присоединился, хотя это и означало очутиться в зоне поражения незатыкающейся грязнокровки. Крэбб и Гойл устроились позади, а Нотт — в следующем ряду, вместе с Трейси Дэвис, девчонкой со светлыми косами, тёмными глазами и таким замкнутым характером, что открывавший рот исключительно на уроках Гойл выглядел по сравнению с ней отъявленным болтуном и душой компании.

Милли Булстроуд, как всегда замешкавшаяся, осталась без пары, и пришлось ей садиться за одну парту с таким же нерасторопным гриффиндорцем, чью фамилию Гарри не знал, да и не особенно-то хотел узнавать. Оба они косились друг на друга с некоторым страхом — взаимная неприязнь факультетов, передававшаяся по наследству вот уже не одно столетие, казалась какой-то разновидностью самоисполняющегося пророчества: никто не ожидал и не получал ничего, кроме пакостей. Весело же придётся толстухе — ей стоило теперь в оба глаза приглядывать за котлом, идиотские шутки вроде не по рецепту подброшенных ингредиентов были фирменным почерком красно-золотых.

Господин декан явился на занятие в полном блеске своего мрачного образа — скользящая походка, развевающаяся чёрная мантия, сальные волосы и вынимающие душу чёрные глаза, в которых невозможно было найти границу между радужкой и зрачком. «Как вломит по мозгам сейчас», — одёрнул себя Гарри, и быстро перевёл взгляд на кончик Снейпова носа, благо предмет для обозрения был выдающийся. Снейп оглядел собравшихся детей со всей приязнью домохозяйки, обнаружившей под мойкой гнездо тараканов, бросил: «тишина!», хотя при виде него все и так позакрывали рты, и углубился в классный журнал.

— Начнём перекличку, — зловеще объявил он. — Браун.

— Здесь!

— Булстроуд.

— Я тут, сэр.

Дойдя до «Поттер», — а фамилия Гарри, как назло, по алфавиту оказалась почти в самом конце, после него оставался лишь Забини — Снейп неприятно усмехнулся.

— Ах да. Поттер, — выговорил он, точно особо неприличное ругательство. — Наша новая знаменитость.

Однокурсники, подлые гады, дружно захихикали в кулачки, даже Драко, один Гарри не смеялся. Он, в принципе, понимал, к чему этот цирк — если при его одиозной славе его ещё и декан прилюдно в попу целовать будет, то родной факультет может и не выдержать. «Нечаянно» падать с метлы не очень хотелось. Гарри и так организовали зону отчуждения — бойкот не бойкот, но обходили его по широкой дуге, будто кучку гиппогрифьего помёта — не дай Мерлин вляпаться. Многим, Гарри это видел, особенно ребятам постарше, так и зудело пересчитать ему рёбра где-нибудь в тихом уголке, но понимание того, что Гарри у школьной администрации на специальном контроле, остужало горячие головы. Особняком держался только Драко, который столь же демонстративно во всём этом не участвовал и, наоборот, постоянно пасся рядом с Гарри — разумеется, в сопровождении двоих своих прихлебателей.

— Идиоты, — укоризненно высказался он как-то мимоходом. — Я ведь сразу подсказал, что с тобой имеет смысл водиться, но если уж им нравится упускать свои шансы, то пусть их.

Натешившись унижением Гарри, Снейп решил толкнуть вступительную речь.

— Вы здесь для того, чтобы постичь тонкое и точное искусство приготовлений зелий, — Снейп обвёл глазами робеющую аудиторию и удовлетворённо сомкнул кончики пальцев. — Поскольку глупое размахивание волшебной палочкой не имеет к нему отношения, многие из вас с трудом поверят, что это тоже магия.

Он говорил едва вполголоса, заставляя ловить каждое слово; дешёвый приём, но довольно действенный — слушали его в полнейшем молчании, такой тишины на своих занятиях умела добиться ещё разве что МакГонагалл.

— Я и не ожидаю, что вы по-настоящему поймете красоту тихо кипящего котла с его изменчивыми испарениями, или мягкую силу жидкостей, которые струятся по венам, околдовывая разум и чувства… Я бы мог научить вас как разлить по флаконам славу, как сварить триумф, как закупорить саму смерть… — тут Снейп прервался, и Гарри, околдованный безо всяких зелий, моргнул, а декан вдруг буднично и устало закончил, рассеивая всё сгустившееся волшебство:

— Если б вы хоть немного отличались в лучшую сторону от стада болванов, какое мне обычно приходится учить.

«Ну вот, — расстроился Гарри, — а так красиво запевал». Ему уже очень не терпелось сварить триумф, или вообще хоть что-нибудь, но коварный профессор решил начать первое же занятие с фронтального опроса — что, если вдуматься, казалось совершенно абсурдной тактикой. Но, как вскоре выяснилось — лишь казалось.

— Забини! — внезапно произнёс Снейп. — Что получится, если смешать корень бессмертника с настойкой полыни?

— Ерунда получится, сэр, — бойко отвечал Блейз. — Но если добавить к ним сок дремоносных бобов и корень валерианы, то выйдет «Глоток живой смерти», а это очень сильное снотворное.

— Пять баллов Слизерину за ваш блестящий ответ, мистер Забини, — одобрил декан и переключился на следующую жертву. — Малфой! В чём разница между волчьей отравой и клобуком монаха?

Гарри едва успел подумать, что вопрос как-то больше подошёл бы для гербологии, а Драко уже отвечал, не менее уверенно, чем Блейз:

— Ни в чём, сэр. Это одно и то же растение, также известное как аконит, прострел-трава или борец.

— Верно. Ещё пять баллов Слизерину, — Снейп обозначил крошечную ухмылку левым углом рта и продолжил:

— Поттер!

Гарри вздрогнул всем телом и подавил рефлекторный порыв вскочить — в Хогвартсе отвечали с места, и он до сих пор ещё только привыкал к этому; но подорваться на ноги означало полностью рассекретить своё маггловское прошлое — в волшебном мире единственной школой, где принято было подниматься для ответа, являлся полувоенизированный Дурмстранг.

Его воображение мигом заполонили красочные картины того, как ему задают вопросик вроде уже озвученных, и он позорится от души, и всё это ещё и на глазах у ржущих грифферов, включая грязнокровую зубрилу, которая тянула и тянула руку с таким отчаянием, будто не ответь она сейчас — её просто разорвёт напором знаний. Но, когда вопрос всё-таки прозвучал, он, к облегчению Гарри, оказался не таким уж страшным.

— Если я поручу вам принести мне безоар, где вы будете его искать?

— В аптеке, сэр! — выдал Гарри после секунды лихорадочных раздумий.

— Остроумно, — процедил Снейп и по его лицу разлилось выражение усталой брезгливости. — Но попытайтесь ещё раз.

Гарри заволновался всерьёз. Он не очень понимал, чего от него хочет декан, и пихающий локтем в бок Драко не особо помогал собраться с мыслями.

— Но сэр! — зачастил он, ненавидя себя за сходство с Грейнджер, однако не в силах говорить спокойнее. — Ближайшим местом для поисков была бы кладовая у вас за спиной, но раз вы просите принести вам безоар, то по логике выходит, что его там нет. А единственное стадо коз в окрестностях находится в Хогсмиде, и я очень сомневаюсь, что господин Аберфорт разрешит мне выпотрошить их всех в поисках безоара — а ведь его может ещё и ни у одной не оказаться!

Малфой, кажется, еле сдержал смех — его плечи мелко затряслись, сзади тоже раздалось какое-то подозрительное похрюкивание.

— Так что аптека — единственный способ выполнить ваше поручение, сэр, — закончил Гарри и с надеждой воззрился на Снейпа. Тот на протяжении услышанной речи явным образом перешёл от разочарования к веселью, но голос его, когда он снова заговорил, был холоднее арктической пустыни:

— Допустим. Кстати, вы забыли про кладовку больничного крыла. А знаете ли вы, Поттер, для чего используется безоар?

— Это универсальное противоядие, сэр! — отбарабанил Гарри. — Применяется как самостоятельно, так и в составе стандартного антидота!

Улыбка Снейпа напоминала о сытой змее.

— Очень хорошо, — молвил он. — Три балла Слизерину. Мистер Крэбб!

Гарри перевёл дух. Ему показалось, или?.. Снейп вовсе не топил его, наоборот, он не успокоился, пока не вытряс из Гарри то, что счёл приемлемым ответом. Вот это и стояло за Малфоевским «увидишь»?

— Что входит в состав зелья от фурункулов?

Крэбб, хвала Салазару, догадался залезть в учебник — сзади донёсся звук интенсивно листаемых страниц, особенно отчётливый в тишине класса.

— Мисс Грейнджер, я отлично вижу вашу руку, не ёрзайте вы так. В туалет можно будет отойти на перемене, до тех пор придётся как-нибудь перетерпеть. Итак, мистер Крэбб?

— Рогатые слизни… сушеные листья крапивы, иглы дикобраза и змеиные зубы, сэр, — зачитал Крэбб.

— Именно так. Один балл Слизерину. Вот это зелье вы сейчас и приготовите. Внимание на доску! — тут Снейп взмахнул волшебной палочкой, и кусок мела резво заплясал по аспидно-чёрной поверхности, выводя рецепт.

— А за ваше пренебрежение дисциплиной на уроке, мисс Грейнджер, я присуждаю Гриффиндору штрафной балл.

Гарри понял, что сидит с раскрытым ртом. Нет, ему не показалось. Профессор Снейп вёл тотально, вопиюще нечестную игру. Не то чтобы Гарри был против, просто не этого он ожидал. Особенно после беспристрастной строгости МакГонагалл, весёлой снисходительности Флитвика, рассеянности Квиррелла и добродушия Спраут. Профессор Синистра, яркая, красивая и холодная, как звёзды, о которых она рассказывала, и призрак Биннс, едва ли вообще замечавший, кому преподаёт, тем более не опускались до того, чтобы заводить любимчиков. Подход же Снейпа кардинально отличался.

В этом Гарри имел возможность убедиться окончательно ещё до того, как занятие завершилось. Снейп только-только пригласил всех полюбоваться, как образцово Малфой нарезал рогатых слизней — и тут с противоположного конца класса раздался звук, с каким кофе убегает на плиту, и повалили клубы едкого зеленоватого дыма.

Оказалось, это жабий мальчик, то есть отважный алхимик-экспериментатор Лонгботтом, каким-то образом расплавил котёл, облился зельем сам и угваздал всё вокруг, а теперь стоял и хныкал, весь в наливающихся краснотой нарывах — любопытный обратный эффект неверно приготовленного зелья, не упоминавшийся в учебнике.

— Идиот! — аттестовал его Снейп, и попенял:

— Добавили иглы дикобраза до того, как сняли зелье с огня? А следовало сделать это после. В больничное крыло, живо.

Но кровожадность декана не была ещё вполне удовлетворена и, оглядевшись вокруг, он подыскал себе десерт:

— А вы, Грейнджер, почему не указали Лонгботтому на такую грубую ошибку? Думали сами выглядеть умнее на его фоне? Ещё одно очко, которое вы потеряли для Гриффиндора, браво!

Всё это было изумительно непедагогично, но Гарри, убирая в сумку письменные принадлежности и учебник, не мог совладать с ухмылкой. Кажется, зельеварение только что официально стало его любимым предметом.

— И что, вот так всегда? — спросил он у Драко, когда Фарли пересчитала их по головам и повела, будто наседка — цыплят, к месту следующего занятия.

— Что ты, обычно даже лучше, — мечтательно улыбнулся Драко. — Сегодня это так, разминочка. Но лучше бы тебе не филонить, — предостерёг он. — Крёстный хочет, чтобы каждый старался в меру своих сил.

— Ага, — пискнул Крэбб. Гойл, по своему обыкновению, промолчал, но промолчал с исключительно согласным видом.

Они уже почти добрались до цели, когда в их мирную процессию врезалась незнакомая девица со значком префекта на отвороте мантии, сине-голубая оторочка которой выдавала принадлежность к дому Ровены.

— Джемма! — запыхавшимся голосом воскликнула она. — Пивз сошёл с ума! Бегом за деканом, а я — за своим! Пожалуйста, быстрее! Он во внутреннем дворике, — и префект умчалась. Фарли, секунду посомневавшись, скомандовала:

— Всем держаться вместе, не расходимся. Сейчас вперёд, через два коридора лестница, один этаж вверх и вы на месте. Малфой, ты за старшего.

И она удалилась в противоположном направлении, пусть не бегом, но довольно быстрым шагом, а первокурсники остались одни.

Драко хищно потёр ладони.

— Айда поглядеть! — кинул он клич.

— Опоздаем, — вякнула было толстуха Милли, но поддержки не нашла. Гарри только уточнил:

— А не заблудимся?

— Ерунда, портреты на что! Подскажут, — отмахнулся Малфой и потрусил в сторону ближайшего коридора направо, откуда и выскочила ранее префект Рейвенкло.

Выход во внутренний дворик они, действительно, обнаружили без труда. Там уже собралась немаленькая толпа — и было легко понять, по какой причине.

Квадратный дворик крест-накрест пересекали мощёные дорожки, встречавшиеся под ногами статуи мужчины в хитоне и сандалиях. В руках тот держал свиток и астролябию, а его величественная голова с шапкой кудрей глядела куда-то вверх, в облачную хмарь сентябрьского неба. Статуя изображала Гиппарха, и была зачарована оживать с наступлением темноты — всю ночь каменный математик следил за движением луны, поглядывая на каменный диск своего прибора и делая пометки каменным пером в каменном свитке. Казалось символичным, что Гиппарх совсем не обращает внимания на творящееся сейчас у него под ногами.

На границе одной из дорожек и ещё не тронутого осенней желтизной газона вовсю полыхал костёр. Из огня доносились какие-то повизгивания, в которых Гарри с изумлением опознал искажённые агонией человеческие голоса. Но горели не люди.

В языках пламени корчились и превращались в пепел магические портреты.

В том, кто обошёлся с ними таким образом, не оставалось и тени сомнения. Гарри наконец получил возможность лицезреть Пивза — и зрелище было пренеприятное.