Связка ключей, коридор дверей (1/2)

— Очки с шапкой выглядят не лучше, чем очки с кепкой. Всё ещё глупо.

Алиса сидела на скамейке в самой дальней части парка и продолжала делать вид, будто бы ничего интереснее заваленной мокрым снегом клумбы в жизни не видела. Когда Сергей сел рядом с ней, деловито поправляя на себе куртку, она даже не обернулась, хотя не вставить язвительный комментарий не смогла.

— Ты не говорила, что это глупо, — в той же отстранённой манере возразил мужчина, — Ты говорила «подозрительно».

— В тот период времени я старалась тебе не грубить.

Разумовский хмыкнул, но очки снял. Рефлекторно осмотрев местность вокруг, уже чуть более расслабленно откинулся на скамейку, устало выдыхая. А очки протянул Алисе.

Та схватила их с небольшой, скорее упрямой заминкой и нацепила на переносицу. Вечерний пасмурный свет вряд ли доставлял ей дискомфорт, да и скрываться больше было не от кого, зато за чёрными беспросветными линзами не видно несдержанных слёз.

Алисе не хотелось снова быть плаксой.

В молчании они просидели достаточно долго. За это время на пустой парк, что обычно люди проходят мимо в спешке на работу, учёбу или домой, опустились сумерки. Мокрый, тающий снег не отражал свет так же хорошо, как в морозы, а, казалось, наоборот — притягивал к себе остатки солнечных лучей, чудом протиснувшихся между доходными домами.

Вскоре опустели улицы, и даже малейший шум спешащих машин и галдящей толпы, что и так едва доносился в этой части парка, замолк. Темнота принесла с собой пустую и глухую тишину, не прерываемую ни шелестом прошлогодней листвы на деревьях, ни криками ворон на земле. Ветер затих, а вместе с ним успокоилась и буря негодования внутри.

— Всю свою жизнь я считала, что нет ничего хуже, чем видеть, как человек тебе врёт. Знать об этом в ту же секунду и пытаться дальше общаться, как ни в чём не бывало, — тихо и сипло от долгого молчания проговорила Алиса. Подтянула колени повыше, ощущая необходимость прижаться к ним грудью, закрыться и спрятаться. Но через силу продолжила, пропуская в голос грубое обвинение:

— Оказалось, бывают вещи и похуже.

— Таковы прелести общения обычных людей с обычными людьми, — словно не замечая нескрываемого недовольства, ответил Разумовский, — Мы не видим эмоций друг друга и учимся доверять даже незнакомцам.

— И многим ты доверяешь? — колюче ухмыльнулась девушка.

— Я не в пример.

— Ну, конечно, — она закатила глаза и снова замолкла.

Когда Алиса убегала, она не думала о том, что будет делать дальше. Её захлестнула невероятная обида, какой раньше никогда не приходилось ощущать. Она чувствовала себя преданной, обманутой, она раз за разом прокручивала в голове те самые фразы и ненавидела себя как за то, что позволила себе это подслушать, так и за то, что допустила такой исход.

Она должна была отказаться от помощи. В этом самом парке. Несколько недель назад. Послушать здравый смысл и отказаться — она была бы в безопасности. А теперь её жизнь разрушена: за ней гонятся армяне с шизой, собственные ненавистные способности внезапно апгрейднулись, а каждый, кто окружал её последние дни, скрывал так много, что она не знала, как такое вообще возможно.

Разве она не должна была это заметить? Увидеть недосказанность, проследить за движением эмоций и понять, что какие-то детали сокрыты? Неужели она настолько разомлела от долгожданной заботы, что просто позволила себя обмануть?

Алиса хмыкнула.

Ну, что уж говорить, если она даже сейчас, после всего произошедшего и услышанного, спокойно сидела рядом с ним и не планировала убегать. И ругаться не хотелось, бить посуду, рыдать, кричать — весь тот шквал ярости внутри, что привёл её в этот парк пару часов назад, затух уже в первые пару минут, а накрывшая после с головой апатия тоже сошла на нет.

Остались только ядовитое недовольство, тлеющая обида и колючее любопытство.

— Как ты меня нашёл? — спустя не такое долгое время произнесла Алиса, борясь с порывом развернуться к нему лицом.

— Ты очень наивная, если думаешь, что я не поставил на тебя кучу маячков в ту же ночь, как мы тебя забрали от Григорянов, — его ухмылку можно было почувствовать в голосе. Насмешливом, лёгком, совсем не отягощённом виной голосе, — Я не сразу о них вспомнил, но нам повезло, что ты оказалась именно в той одежде, на которой они были.

Алиса кивнула болванчиком, а мгновение спустя запрокинула голову, борясь с желанием рявкнуть ещё что-то раздражённо-обидное. Она не умела язвить, но достаточно быстро училась, поэтому желание выплеснуть жгучее недовольство словами становилось всё крепче с каждое секундой.

Нет. Это не выход, убеждала она себя, жмурясь и мысленно считая до десяти.

— Ты уже тогда знал? — прошептала туда же, в кроны голых деревьев.

— Нет.

— А зачем тогда ты это сделал?

Разумовский шумно втянул носом воздух, впервые с момента своего появления демонстрируя хоть что-то, кроме напускного спокойствия.

— Какая теперь разница, — мрачно ответил он после небольшой паузы.

У Алисы перед глазами словно алой тряпочкой помахали.

— Нет, мне важно это знать! — вскочила она, поворачиваясь к явно не ожидавшему такого эффекта Сергею и прожигая его полным обиды и злобы взглядом, — Почему?! Почему об Алисе-незнакомой-девочке ты заботился лучше, чем об Алисе-родной-сестре? — слова застревали в её спазмированном подступающими рыданиями горле, но она с силой выдавливала их наружу, хрипя от вполне физической боли, — Почему первую ты был не против оставить рядом с собой подольше, а вторую так сильно хочешь забыть?!

Разумовский нахмурился, опуская взгляд на ту клумбу, что так долго гипнотизировала сама Алиса. Подбирая слова, он вцепился в замочек собственной куртки, беспокойно дёргая его из стороны в сторону.

— Это сложно объяснить, — наконец произнёс он тем самым спокойным тоном. Не терпящим дополнений и возражений.

— А я не глупая! — чуть ли не зарычала Алиса, настойчиво возвращая себе его внимание. Холодный недовольный прищур встретила с кривой усмешкой: — У нас это типа семейное!

Сергей внезапно улыбнулся самым уголком губ. Отлепился от спинки скамейки и наклонился вперёд, тяжело облокачиваясь локтями о колени. Сбросил с себя маску безразличия и посмотрел на девушку даже слишком чувственным взглядом: со смесью тоски, вины и душевной теплоты. И пусть Алиса всё ещё была полна обиды, почему-то в тот момент она была готова ему снова поверить.

— Я не сближаюсь с людьми просто так, — тихо начал он, — Мне либо что-то от них нужно, либо я как-то заинтересован ими. Ты сначала заинтересовала. Не своей проблемой и историей, а тем, что была похожа.. — и тут же сбился, поджимая губы. Взгляд не отвёл, наоборот, ещё пристальнее уставился на Алису, откровенно рассматривая её.

Когда молчание затянулось и девушка нахмурилась, недовольная этим, он рывком, словно срывая с раны пластырь, выговорил:

— На маму похожа, — а затем продолжил торопливо, не давая времени это осмыслить ни себе, ни Алисе:

— Какие-то отдельные черты лица, короткие движения, взгляды, редкие ухмылки, оттенки голоса. Я смутно её помню, поэтому думал, что мне кажется. Ну, может, на старости лет кукушечка решила чирикнуть по-новому, откуда мне знать, — криво ухмыльнулся, отводя взгляд, будто действительно боялся, что его откровения останутся без внимания, — Поэтому я продолжал с тобой общаться, узнавать тебя лучше, помогать временами — просто из любопытства. Потом всё стало ясно на каком-то интуитивном уровне, и по всем канонам мой интерес должен был затухнуть, но этого не произошло. Теперь мне была интересна ты. Твоя жизнь, твои мысли, твоё мировоззрение. Наше общение.

Вновь откинувшись на скамейку, он запрокинул голову, выдыхая в воздух тяжёлое облачко пара. Всё сказанное слишком долго сидело в нём без возможности выплеснуться наружу, и теперь вынужденный вечер откровений казался уже не такой уж и плохой идеей. Ощущая себя как никогда готовым раскрыть душу, Разумовский прошептал:

— Я всегда мечтал о том, как было бы, если бы ты осталась со мной в ту ночь: не самые правдоподобные мечты, но почему-то мне кажется, что многие из них могли бы стать реальными. Возможно, если бы ты была рядом, если бы мне приходилось заботиться о тебе, не спать ночами в приюте, охраняя твою колыбель, работать за троих уже после выпуска, чтобы обеспечить хорошие условия, забрать тебя под свою опеку и дать всё самое лучшее.. может, я бы и с ума не сошёл — просто некогда было бы.

Повернув голову к Алисе, он мягко улыбнулся, усилием воли сдерживая себя от уже ставшего привычным комментария. Она, сняв очки, плакала, не скрывая слёз и не пытаясь их сдержать.

— Я правда часто мечтал об этом, даже когда с возрастом поверил в то, что тебя никогда и не было. И теперь все эти мечты будто бы сбылись. Я знал, что мне нельзя с тобой сближаться, но это оказалось так приятно — воображать, словно мы с тобой самые обычные брат с сестрой, — что моя эгоистичность не позволила тебя бросить, — улыбка быстро потухла, Разумовский нахмурился, выпрямляясь и отводя взгляд, — Я как-то уже говорил Лере о том, что с нашим укладом жизни иметь близких и любимых опасно.

— Она после этого меня бросила, — утвердительно прошептала Алиса.

— Да, Олег знатно вынес мне за это мозги, — запуская руки под шапку, почесал затылок Сергей. — Но.. в чём я был неправ? — снова посмотрел на девушку в поисках поддержки, но та только нахмурилась, сжимая дрожащими пальцами очки. Разумовский устало выдохнул, но не отвернулся, сбрасывая с себя мечтательную дымку и принимая настолько серьёзный вид, что буквально вынудил её прислушаться:

— Дело даже не в каких-то бесконечных врагах и противниках, которые будут поджидать тебя за углом. Дело во мне, — показательно ткнул себе пальцем в грудь, — Я уничтожаю всё, что мне дорого, разрушаю всё прекрасное, что когда-либо было частью моей жизни, и я не хочу, чтобы однажды ты стала моей жертвой. Поэтому так сильно хочу тебя забыть. Именно поэтому стремлюсь отправить тебя максимально далеко. От себя.

Алиса покачала головой, громко шмыгая носом. Одним быстрым движением стёрла влагу с щёк и вцепилась в волосы на висках, вдавливая пальцы в кожу головы.

Она не могла представить, что такой самодовольный и эгоистичный человек способен на такие тёмные и неутешительные мысли. Его убеждённость в собственной опасности, ненависть, направленная внутрь, сжигающая всё на своём пути критика совершенно не сочетались с хитрыми ухмылками и взглядом свысока.

Разве он не должен считать себя на три головы выше остального мира? Разве он не называл себя избранником бога? Как в нём ютились такие противоречивые мысли? Какая из них была реальной, а какая — обманом?

— Почему мне так сложно тебе поверить? — прошептала Алиса, крепко зажмуриваясь.

— Потому что теперь ты знаешь, как выглядит моя ложь, — пожал плечами Разумовский, — Сама же говорила: я круто скрываю эмоции.

Девушка приоткрыла глаза, бросая на него невероятно уставший взгляд:

— А сейчас ты врёшь?

— А ты как думаешь? — расплылся тот в лисьей улыбке.

Но теперь Алису было не обмануть.

Пусть она и не увидела дымки его ауры, зато её цепкий взгляд выловил и пальцы, беспокойно теребящие застёжку куртки, и мелкие хмурые морщинки на лбу, и дрожащий от напряжения кадык. Она пытливо наклонила голову, внезапно ослабляя внутренне напряжение, отпуская остатки раздражения и обиды.

— Я думаю, ты боишься, — проговорила задумчиво. Удивление на лице мужчины послужило ей толчком — угадала. Теперь к осмыслению его внутреннего мира подключились гибкое сознание и память, и она продолжила, но уже с заметной жалостью в голосе:

— Боишься ответственности, боишься привязанности, боишься чувств, которыми пока не научился управлять, — придвинулась ближе, настойчиво заглядывая в темнеющие страхом глаза, — Но себя ты боишься больше всего.

— Не без причины, — жёстко перебил её Разумовский, — Алиса, я мразь. Никакие психические отклонения и мимолётно появившиеся нежные чувства не оправдывают того, кто я такой: ублюдок, отброс общества, ошибка эволюции.

— Ты не плохой, — прошептала девушка, стойко выдерживая его стальной тон.

— Это неправда, — хмыкнул он.

— Ты не плохой, — упрямо продолжила она.

— Я сам признаю, что плохой! — начал терять терпение Сергей, — Ты не слушаешь меня?!

— Ты не плохой! — повысила голос Алиса, вскочив на ноги.

— Ты не знаешь меня! — последовал за ней Разумовский.

— И не хочу знать! — топнула она, делая решительный шаг вперёд. Вскинула руку, указывая на в удивлении замершего мужчину пальцем, и почти прошипела:

— Я не хочу знать, какой ты человек. Мне это не надо. Я знаю, какой ты старший брат! — нисколько не успокоилась, но в уголках её глаз снова собрались слёзы, выдавая нежную девичью натуру с головой, — Ты замечательный! Заботливый, слегка ревнивый и опекающий, но невероятный! О таком брате я могла только мечтать.

— Да уж, — протянул Разумовский, от шока и смущения не способный даже сдвинуться с места. В ушах громко стучало сердце, тронутое признанием, но Сергей всё ещё, больше по привычке, не мог себе позволить показать, насколько сильно ему были приятны слова сестры, поэтому привычно ухмыльнулся, — Похоже, двинутость у нас тоже семейная.

Алиса тут же прожгла его колючим недовольным взглядом из-под нахмуренных бровей.

А спустя мгновение кинулась вперёд, ловко забираясь руками под расстёгнутую куртку и крепко обхватывая Разумовского в объятиях.

— Алиса! — едва не потерял равновесие тот, качнувшись на месте, но выстояв.

Он комично вскинул руки вверх, то ли пытаясь не коснуться девушку в ответ, то ли неуверенный, стоит ли выворачиваться из тёплых тисков её нежности. Минуту или две так и стоял, с поднятыми руками и в ужасе широко раскрытыми глазами, а затем медленно и осторожно выдохнул, только тогда осознавая, что всё это время не дышал.

— Зачем ты это.. Лис? Зачем ты это сделала? — почему-то прошептал он, потерянно разглядывая рыжую макушку.

Её пальцы сжались, отчаянно цепляясь за ткань футболки на его спине, и у него в носу внезапно засвербело. Руки Сергея опустились: одна мягко легка на хрупкие плечи, а вторая бережно перебросила длинные волосы с лица. Алиса тут же снова спряталась, только теперь на его горячем плече, которое сразу намокло от слёз.

— Плакса, — не удержался Разумовский, вместе с ласковой усмешкой оставляя на её виске едва ощутимый поцелуй.

Он никогда не считал себя чувствительным. Нежным, заботливым. Замечательным. Он справедливо считал, что Алиса была преисполнена юношеского идеализма, когда выкрикивала ему эти комплименты, но…

Она обнимала его так трепетно, что колени подгибались, а руки сжимались, прижимая её к себе ещё ближе. Она плакала так тихо, что её хотелось тут же укачать, шепча на ухо успокаивающие нежности. От неё по телу растекалось тепло, давно забытое, а сердце уже без остановки выстукивало неровный торопливый ритм, спирая дыхание.

И в глазах, впервые за несколько лет, стояли слёзы.

— Ну, хватит, — как можно тише шмыгая носом, проворчал Сергей, предпринимая слабые попытки расцепить руки, — Ты слышишь меня? Нужно прекращать, пока тебе не снесло крышу моим сознанием. Второго сошедшего с ума Разумовского этот город точно не переживёт!

Его смешок потонул в напряжённом молчании, а Алиса, до этого размеренно дышавшая, резко замерла, каменея.

— Алиса? — испуганно отодрал её от себя Сергей. Она уставилась на него не менее испуганными глазами, прижимая руки к груди и вжимая шею в плечи, — Что случилось?

— Я ничего не почувствовала, — прошептала она, опуская взгляд на дрожащие пальцы.

— Что?

— Вообще ничего, — будто в трансе, она подняла ладонь к его лицу и коснулась щеки, пальцами поглаживая едва пробившуюся щетину. Чем дольше длилось касание, тем шире становились её зрачки и тем ярче на лице проступало облегчение, — Ничего не вижу, ничего не чувствую. Я просто.. трогаю тебя и всё.

— Ты вылечилась? — от волнения задерживая дыхание, прошептал Сергей.

Алиса посмотрела на него невероятно осмысленным взглядом.

— Почему-то мне всё чаще кажется, что я и не была больна.

***

— Серый, это те носки, что я тебе подарил?

Разумовский замер, осматривая даже не вскрытую пачку разноцветных шерстяных носков новым взглядом. Кивнул сам себе и деловито запихнул их в боковую часть сумки.

— Не обижайся, Волчик, я же всё равно такие тёплые не ношу, — улыбнулся он партнёру, в следующее мгновение критически осматривая полупустые полки своей части шкафа, — А Алисе они пригодятся.

— Да я тоже особо не мёрзну, — заметила та с кровати. Она была всецело поглощена новым смартфоном, что ей выдали буквально пару минут назад: качала на него книжки и фильмы в дорогу. Но и разговоры слушала, пусть и вполуха.

— Пригодятся, — с нажимом ответил Сергей. Цокнул, из последних сил запихивая в набитую сумку фиолетовый свитер, с трудом застегнул молнию и торжествующе выдохнул, — А вдруг решишь махнуть на север? В Якутию? Чай не Мексика, одной рубашкой не прикроешься.

— Кстати о рубашках, — появилась на пороге Валерия, с термосом в руках и висящим на запястье пакетом. Бросила взгляд на почти пустые полки и ухмыльнулась, — Ты решил ей отдать всю свою коллекцию гаваек?

— Я давно хотел обновить гардероб, — нисколько не смущаясь, ответил Разумовский, — И что теперь, раз она в бегах, то ей нельзя красиво одеваться?

— Вот поэтому нам с тобой и было так сложно, — хмуро отозвался Волков. Не дожидаясь, пока партнёр взорвётся язвительным негодованием, обратился к Алисе:

— Ты помнишь, что я тебе говорил?

— Менять поезда ночами, путать билеты и места, в городах долго не задерживаться, знакомства не заводить — да, помню, — ответила та, закусывая губу задумчиво и откладывая телефон в сторону.

Лера осторожно села рядом, протягивая термос и пакет с закусками, и Алиса смазано ей кивнула, неаккуратно запихивая всё это в рюкзак. Тот так и остался лежать на коленях, она не спешила убрать его, тревожно дёргая за брелок со змеёй. Казалось, её мысли были где-то слишком далеко, чтобы заметить остановившееся торопливое мельтешение вокруг.

— Переживаешь? — попыталась привлечь её внимание Валерия.

Алиса подняла на неё затуманенный неизвестными страхами взгляд, что тут же прояснился, наполняясь теплотой и нежностью. Впрочем, мгновение спустя снова нахмурилась, выговаривая строгое:

— Даже не смей винить себя в этом. Ты всё делала правильно.