Глава первая. Смерть среди ясного неба. (1/2)

Будильник мерзким набатом разрушает мой сон. Цепляясь за остатки сновидения, я, не открывая глаз, нащупываю телефон и продлеваю будильник еще на двадцать минут. Икры жутко ломит из-за вчерашней смены, которая по вине моего сменщика продлилась шестнадцать часов вместо восьми. Я уже чувствую как начинает болеть голова от недосыпа и переработок, но все же заставляю себя проснуться окончательно.

Утренние процедуры занимают чуть меньше времени чем планировалось, поэтому даже остается время на завтрак. Тосты немного подгорают, но это не сильно меня смущает, поэтому я наскоро пережевываю их и запиваю переваренным кофе. Быстро складываю форму в рюкзак, хватаю наушники, ключи и запираю квартиру. Слева от меня кто-то здоровается, но я делаю вид, что не слышу из-за музыки в ушах. Потом быстрым шагом иду к метро и спускаюсь в кишащую людьми подземку.

Дорога занимает почти полчаса, так что я даже не опаздываю. Путь до работы преодолеваю уже не таким быстрым шагом, наслаждаясь весенней прохладой. Лондон расцветал на глазах, в отличии от меня, которая гасла на глазах от бесконечных смен за барной стойкой. Мой сменщик начал наглеть и брать все меньше работы, из-за чего мне приходится пахать в два раза больше. Я почти подхожу к высотному зданию, когда мой телефон вибрирует и на экране высвечивается имя матери. Я устало тру виски и игнорирую звонок.

К сожалению, у меня нет настроения выслушивать очередную порцию обвинений в том, что я как-то не так живу свою жизнь. Я успеваю вбежать в лифт прежде чем он закрывается и нажимаю кнопку последнего этажа; вместе со мной едут два представительных мужчины в дорогих костюмах с чемоданчиками, они весело переговариваются, обсуждая что-то из мира бизнеса, акций и новых инвестиций. Они стоят позади меня, я прямо чувствую спиной их взгляды и внутри что-то сжимается. Не то, чтобы мне когда-то бывает некомфортно в маленьком закрытом пространстве с незнакомцами, просто я понимаю природу этого взгляда: они такие аккуратные и статные, крутые аналитики, умнейшие, а я всего лишь девчонка с потрёпанным рюкзаком и неумением строить планы на завтрашний день.

Лифт останавливается на их этаже, мне приходится как-то неловко пододвинуться в сторону, чтобы они вышли. Как только двери лифта снова закрываются и он почти бесшумно начинает подъем дальше, облегченно выдыхаю. Проходит еще пара минут, прежде я достигаю последнего этажа. На входе нашего ресторана меня встречает Люси, наш хостес. Мы здороваемся друг с другом кивком, и я уже вижу суету в зале — заведение вот-вот откроется.

Телефон снова настойчиво вибрирует в кармане джинс. Я снова настойчиво его игнорирую. Не сегодня, мама. Вдруг вспоминается наш последний разговор пару месяцев назад, когда она обвинила меня в том, что я не способна найти работу поприличнее. Куда уж мне!

— Алиса! Ты даже не опоздала, — мурлычет наш менеджер Оскар. Он высокий и немного худощавый, всегда носит рубашечки и классические брюки с оксфордами, а ещё зачесывает чуть длинноватые рыжие волосы назад. Оскар истинный ирландец, у него даже почти незаметен акцент.

— Я никогда не опаздываю, ты меня с кем-то путаешь, — игриво отвечаю ему на замечание и ныряю за барную стойку, а оттуда в кладовую, где наскоро переодеваюсь в форму. День начинается как обычно: куча чистой, но ещё не сверкающей посуды уже ждет меня на раздаче, повара во всю делают заготовки, официанты аккуратно раскладывают приборы и салфетки на столы, поправляют дорогие скатерти.

Меня ждёт монотонное натирание бокалов и стаканов, заготовки и проверка по наличию алкоголя. Я хватаю бокал для белого вина и начинаю старательно его натирать, стараясь не оставлять отпечатки пальцев. Оскар усаживается на барный стул прямо напротив меня.

— Слушай, тут такое дело..— он начинает разговор издалека. Я уже знаю, о чем пойдет речь, — Том снова попросил отгул, ты как?

— Ты спрашиваешь, хочу ли я снова отстоять двойную смену, потому что ты не можешь собрать в кулачок своё мужество и уволить этого придурка, с которым спишь? — натянуто улыбаюсь, а он поднимает ладони в примирительном жесте.

— У него сейчас проблемы в универе, дай ему шанс, Лис, — я знаю его жалобный взгляд. Он всегда умеет вовремя включить щенячьи глазки, а я постоянно на это покупаюсь.

— В последний раз, Оскар, — направляю на него ножку бокала, — потом ты вышвырнешь его и даже глазом не моргнешь, окей? — он расслабляется и откидывается на спинку стула.

— Ты лучшая.

— Я знаю.

В этот момент к нам подбегает Люси, по её лицу можно понять, что она чем-то расстроена, а в руках у нее рабочий телефон. Она молча протягивает его мне, и я без задней мысли перехватываю его пальцами.

— Ресторан ”Аква Шард”, бармен Алиса слушает Вас, — выходит как-то даже слишком бодро. Ответ на том конце слышу не сразу, спустя долгие полминуты. — Я..я приеду, Диана. Перестань рыдать, — а сама нервно сглатываю. — Оскар, как хочешь вытаскивай своего парня на смену. У меня отец умер.

Наверное, со стороны это выглядит слишком спокойно. Я стальным голосом отчитываю Оскара, который сперва пытается отговариваться, видимо не понимая серьёзности вопроса, а потом его словно накрывает волной понимания и он бросается на меня с объятиями. Я даже не отклоняю вызов, просто откладываю телефон в сторону. Даже сейчас в голове прикидываю, кто сможет подменить меня с других барных зон на ближайшие несколько дней. Почти хладнокровно отчитываюсь перед шефом, на что он похлопывает меня по плечу и отпускает практически сразу же.

***</p>

Дорога до дома оказывается такой долгой и гнетущей, что меня несколько раз начинает подташнивать; по радио играет какая-то незамысловатая музыка, а водитель такси плавно лавирует по улицам Лондона среди потока машин. Жизнь вокруг продолжает свой ход. От этой мысли я вслух усмехаюсь, и перед глазами всплывает наша последняя с отцом встреча.

Мне так и не удается понять, почему он принял такое забавное решение: всю мою жизнь мне было дозволено абсолютно все, а теперь он вышвыривает меня на улицу с парой тысяч в кармане. Погружаясь в воспоминания даже не замечаю, как машина останавливается у обочины.

Особняк встречает меня не особо радостно — будто отец унёс с собой частичку, единственную и маленькую, тепла этого дома. Серые стены словно давят своей тяжестью даже издалека. Я интуитивно ставлю водителю пять звёзд в приложении и вежливо прощаюсь. Поправляю лямку рюкзака на плече и уверенно звоню в звонок, ворота мгновенно отворяются с глухим щелчком.

Идти до дома минуты три, но мне они кажутся вечностью. Словно я сама замедляюсь, лишь бы оттянуть момент возвращения в родной дом. Кроссовком пинаю маленький камешек, которым вымощена широкая дорога до дома. Краем глаза замечаю, что распустились мамины любимые лилии: она в одно время скупала их всех цветов и размеров, а потом ежедневно стояла над душой Бобби, нашего садовника, чтобы он все сделал верно. Отец тогда даже улыбался, глядя на них через окно своего кабинета.

Именно в эту секунду я понимаю, что не помню отца вне его большого и совершенно неуютного кабинета. И мне хочется первым делом заглянуть туда. Внезапно для себя я ускоряю шаг и уверенно раскрываю тяжелую дверь, даже не замечая мать, которая с трагичным выражением лица восседает на кресле посреди гостиной. В руке у неё бокал красного вина, который она почти допила. И он явно не первый, и уж точно не последний.

— И тебе здравствуй, Алиса, — обиженно бросает она мне вдогонку, но меня не остановить. Ноги сами несут меня к центральной лестнице из красного дерева, застеленной дорогим ковром. Ступеньки заканчиваются, я сворачиваю направо и влетаю в дверь — впервые она оказывается не запертой в его отсутствие.

Перешагнув в просторную комнату, останавливаюсь, как вкопанная: его кабинет ни капли не изменился. Большое панорамное окно, стул с изумрудной обивкой, мощный стол и стул напротив отцовского. Многочисленные стеллажи и шкафы для его важных бумаг, диванчик и низкий столик с парой чашек для чая. Все это словно застыло в то время, когда я ещё имела право жить здесь. Даже запах остаётся прежним: табачный дым вперемешку с его парфюмом.

Я помню отца лишь тут; здесь он отчитывал меня за очередные проделки, которые с каждым годом становились все серьезнее, а также хвалил за мои достижения в учебе или в одном из многочисленных увлечений. Отец был суровым, педантичным и совершенно хладнокровным. Его похвала никогда не приносила радости, потому что звучала чаще как какой-то упрёк в том, что можно было и лучше, но так тоже сойдёт. Здесь я всегда чувствовала себя неполноценной, под прицелом его тяжелого взгляда.

Словно вспышками мелькают однообразные события, произошедшие в этом злосчастном кабинете, в котором отец практически жил. Конечно же, здесь есть уборная и ванная комната; здесь он принимал своих подчиненных и друзей. Здесь же уединялся с будущими партнерами, сбегал с больших приёмов, которые частенько проводились в нашем доме. Это даже тогда звучало старомодно, словно мы были какой-то семьей при дворе королевы.

На столе лежат какие-то бумаги, а рядом перьевая ручка; на секунду мне становится жаль старика, который не успел закончить какие-то дела и покинул этот мир, не подписав чертовы документы. Мне совершенно неинтересно, что это за бумажки, не было тогда, ни сейчас. Зато для него они имели куда большее значение чем я, мама и вообще кто-либо.

Пока ехала сюда, думала что расплачусь как только шагну за порог, но не могу выдавить ни слезинки. Воспоминания то и дело сменяются, но все они одинаковые, как бы странно не прозвучало. Образ отца, как призрак, восседает в кресле, постукивая пальцами по столешнице. Он курит толстую сигару и щурится, всматриваясь в мое лицо.

— Что, папочка, удивлён, что я здесь? — меня не особо волнует, что я говорю с образом в своей голове. Я так долго держала это в себе, совершенно плевать на адекватность. Усевшись в кресло поменьше прямо напротив него, мне хочется продолжить. — Забавно, в последний раз мы с тобой виделись здесь же. Ты вышвырнул меня из дома и своей жизни как надоевшую кошку.

В горле встает ком, но слез все также нет. Одна только ярость и жалость к самой себе. Я как всегда глотаю эту обиду, потому что не вижу смысла обижаться на мертвеца.

— Видишь, отец, я жива, здорова и смогла о себе позаботиться. Помнится, ты сказал, что я сторчусь и сдохну, но взял и опередил меня, чертов старик.

— Алиса! Как ты можешь говорить такое?! — я оборачиваюсь на голос матери, которая застыла в проеме двустворчатой двери. — Немедленно прекрати это! — взгляд у неё затуманенный. Она даже не смеет войти в его кабинет, ведь при жизни он никогда не разрешал ей входить без разрешения.

— Мне извиниться перед его трупом завтра на похоронах, мама? Может, вставить в прощальную речь? — злость захватывает меня мгновенно и полностью, я даже не думаю, о чем говорю. Она раскрывает рот в немом удивлении, не находя слов. — Ты знала, как это будет, когда звонила мне.

Она мгновенно меняется в лице, я не на шутку ее разозлила. На секунду я вижу, как сильно она уже жалеет об этом. Ноздри ее раздуваются, дыхание становится таким шумным, что звук начинающегося за окном ливня перестаёт быть слышимым.

И словно по щелчку возвращается в прежнее состояние. Она это умеет, оттачивала годами. Лишь по глазам можно понять, как сильно сердится Диана, и так было всегда. А мной за годы были изучены все реакции и последствия.

— Если планируешь наговорить гадостей завтра на церемонии, то лучше вовсе ничего не говорить, — холодно отчеканивает она и скрывается за одной из створок двери.

— Видишь, как она преданна тебе, даже после твоей смерти защищает, как и всегда. Так сильно любит тебя, не смотря на твои походы на сторону и холодность все это время, представляешь, — думаю, со стороны это выглядит истерично и странно, но отец напротив меня кивает. От реальности разыгравшейся фантазии становится жутко.

Через пару минут в проеме возникает Мариана, наша служанка. Старшая служанка, если быть точнее. Домоуправляющая? Плевать.

— Мисс Белл, — она кивает в коротком приветствии, — Ваша комната готова. Пойдёмте, сегодня много дел.

Я вдруг чувствую навалившуюся из ниоткуда усталость. Служанка разворачиваюсь на каблуках, и я поспешно встаю и медленно плетусь за ней, напоследок обернувшись: образ отца склоняется над лежащими бумагами, уже не обращая на меня внимание.

Мы поднимаемся ещё на один этаж выше и шагаем по коридору мимо двух гостевых комнат. Наконец, достигнув моей комнаты, Мариана снова откланивается и уходит по своим делам. Дверь открывается с тихим скрипом, будто в неё давно никто не входил, хотя так и оказывается: вещи, оставленные мной несколько лет назад, лежат на своих местах. Время в этом доме застыло, словно в смоле.

Скинув рюкзак, я мигом пробираюсь в ванную, чтобы освежиться. Душ не помогает избавиться от липкого ощущения тревоги, которое зародилось ещё у ворот дома. Мысли то и дело путаются, я все никак не могу понять о каких делах говорила Мариана.

Наспех вытерев волосы и тело, я раскрываю шкаф в поисках чего-то подходящего. В зеркале на меня смотрит уставшая девушка с тенью нескольких часов сна. Я выуживаю с полки простое платье и отмахиваюсь от отражения, будто оно отдельно живущий персонаж.

В воздухе пахнет свежестью и чистотой, за окном барабанит крупный весенний дождь. В комнате тепло, но меня пробивает крупной дрожью — от воспоминаний, атмосферы и редких раскатов грома. Спустя час в комнату стучат.

— Алиса Белл, уделите мне немного Вашего времени, — мужской голос кажется знакомым, но я все никак не могу вспомнить откуда я его знаю.