Часть 1 (1/2)

Закутавшись в тёплое покрывало, что покоится под креслом на веранде, Чимин выуживает из небольшого шкафчика бокал и бутылочку дорого, хорошего вина, которое когда-то припрятал от родителей, и с облегчённым вздохом усаживается в то самое кресло. На улице уже довольно прохладно для осени, но ещё не критично, чтобы превратиться в ледышку.

Мало кто знает о его истинной сущности. Для всех он - примерный сын-омега, отличник университета, идущий на красный диплом и просто хороший друг. Правда, друзей у него нет, ведь как можно считать тех людей, с кем он периодически общается, друзьями? Они ведь не знают его настоящего. Пак сам не позволяет себе открываться кому-то другому настолько сильно. Есть один человек, знающий его от и до, но тот факт, что этот альфа раздражает его одним своим присутствием, мало приятен.

Омега наполняет прозрачный бокал красным алкоголем и делает первый небольшой глоток. От разливающегося внутри тепла и ощущения фруктового микса на языке, он прикрывает глаза в наслаждении. Такие моменты единения с самим собой у него достаточно редки и поэтому омега успешно скрывает свою тягу к алкоголю ещё со старшей школы ото всех, даже от родителей. Сейчас он может не переживать, что его кто-то увидит, ведь старшие ушли на ночную смену, а он сидит на веранде родительского дома в полнейшей тишине. Чимин ценит эти моменты, как ни что другое.

— Снова пьёшь в одиночку, Пак Чимин? — раздаётся недалеко хриплый, немного шепелявый голос, а ветер доносит до носа запах мяты.

Появление этого человека не заставляет омегу тут же подскочить испуганной ланью, нет. Он лишь лениво снова делает глоток уже больше первого и открывает глаза, смотря на незваного гостя, что опирается разбитыми в кровь руками на забор.

— А ты снова влез в драку, Мин Юнги? — безразлично спрашивает он, так, что этот вопрос и не требует ответа.

Парень пробегает беглым взглядом по старшему и отмечает рваную чёрную футболку; в тон ей потертые чёрные джинсы, испачканные в грязи, траве и крови. Темнота улицы скрывает расцветающий синяк под глазом, но отчетливо видна ссадина на переносице и губе. И лишь одна единственная кожаная куртка с шипами на плечах сияет чистотой. Мин всегда снимает ее перед дракой и почему он бережёт эту вещь, не знает никто.

— Один-один. — хмыкает альфа и садится в соседнее плетёное кресло напротив.

— Что на этот раз? Тебе не понравился тон обращения? — снова отпивает омега. — И почему каждый раз, когда кто-то разукрашивает тебя, ты идёшь ко мне? То, что наши родители дружат и познакомили нас в детстве, не даёт тебе права появляться здесь, будто к себе домой пришёл.

— Привычка. — пожимает старший плечами и закуривает сигарету, что достал из кармана куртки. Если он не может представить Пака без бокала в руке, то себя же - без пачки любимых ментоловых. — Ноги сами несут меня к тебе. Я бы и домой пошёл, да вот тело не слушается каждый раз.

— Постарайся меньше влезать в драки, тогда и твои конечности будут подчиняться остатку мозга. — язвит младший и уходит в дом.

Спустя несколько минут, на веранде загорается свет от небольшой лампы, что висит на козырьке, а затем появляется омега с аптечкой в руках. Он умещает тушку на побитых коленях альфы и достав из пакетика спиртовую салфетку, принимается оттирать кровь и следы грязи с лица, слушая тихое шипение. Когда с этим было покончено, покрывает заживляющей мазью пострадавший нос и губу, а затем заклеивает пластырем бровь, ссадину на которой сначала на заметил. Руки так же были обработаны перекисью и обмотаны бинтами на костяшках.

Юнги всегда приходит именно к Чимину. Не к друзьям, с которыми часто и влезает в потасовки, не к родителям, а именно к нему. И омега сам в этом виноват, ведь Мин обладает тяжёлым характером с раннего детства. После очередной взбучки в младшей школе омега так же приводил его к себе и с помощью папы учился «лечить» альфу, потому что боялся, что родители старшего обязательно поругают его и Чимину будет не с кем играть. И почему-то он был уверен, что и от старших семьи Мин ему тоже попадёт, ведь они буквально с пелёнок всегда вместе.

— Уже давно должен привыкнуть к жжению, когда я в очередной раз латаю тебя, словно медсестра. — бубнит Пак, слезая с острых колен и убирая все медикаменты обратно в аптечку, а грязные салфетки летят в урну.

— А ты уже давно должен перестать кривить лицо, медсестричка моя. — играет бровями альфа, но тут же снова шипит от боли. — И так же, как я, должен привыкнуть к этим ощущениям.

— Ты думаешь, мне доставляет это огромное удовольствие? — садится младший вновь в своё кресло и накрывает ноги пледом, затем снова наполняя уже пустой бокал.

— Ну а почему нет? Это ведь я, Мин Юнги.

Чимин выгибает бровь в непонимании. С каких это пор альфа решил, что обрабатывать именно его раны ему будет приятнее?

— Ты слишком высокого мнения о себе, Юнги. — отпивает омега. — Теперь ты можешь идти к себе, а по пути придумывать очередную историю для родителей. Как, скажем, ты спас бедную омежку от отморозков в темном переулке.

— Ты лучше скажи мне, Чимин-а, как долго ты ещё будешь притворяться перед всеми пай-мальчиком и скрывать то, что мы с тобой знакомы? — откидывается на спинку кресла Юнги, закидывая ноги на небольшой столик.

— Не твоё дело. Проваливай, я сказал. — шикнул Пак и отвернул голову в сторону лужайки, где чуть дальше, возле самого забора, стоит огромный дуб, на ветвях которого расположен небольшой, но уже хилый от времени домик.

— Боишься реакции остальных? Что такой примерный омега общается с таким хулиганом, как я? — ухмыляется старший.

— Чего тебе надо от меня, Мин? — возвращает омега своё внимание старшему и крутит бокал в руке.

Не успевает он опомниться, как снова оказывается на крепких бёдрах, а большая ладонь надавливает на спину, заставляя быть ближе. Так, что они ощущают дыхание друг друга. Вторая же ладонь гладит стройное бедро и альфа выдыхает в самые губы: