когда Марион (1/1)

[письмо, найденное в покоях одной эльфийской принцессы]?Наша светлейшая императрица Марион кровожаднее твари из Ямы Правосудия, ведь её жажда никогда не утоляется, колодки никогда не пустуют, а яда никогда не хватает, пусть он даже реками стекает с её языка. Но народ любит своего монарха?— а она любит свой народ.Когда она надевает зелёный атлас и жёлтый шёлк, целое войско авантонских любовниц прокладывает своей повелительнице тропу из мечей?— к самому небу. Она ступает босыми ногами по лезвиям, войско?— за ней, и никому не больно, ведь в сражении с Марион даже кровь и яд на её губах сладкие.Это единственное сражение, которое авантонское войско готово проиграть.Когда Марион надевает красную парчу, звон богатонских бриллиантов становится приятнее соловьиных трелей. Спальня императрицы превращается в сокровищницу, полную золотых кукол с рубиновыми и сапфировыми глазами. Эти глаза слишком прекрасны?— Марион хочется их выковырять у всех и сделать себе ожерелье, но кто же потом будет смотреть на неё с таким трепетом?Марион?— единственная, на кого золотые куколки позволяют себе так смотреть.Когда императрица бросает всё своё золото в море, стягивает талию тугим чёрным корсетом и берёт в руки свою кривую саблю, все грабвильские пиратки превращаются в её ручных чаек, взлетающих к небу, гонимых вздымающим паруса корабля их императрицы ветром. Чайки не кланяются ей, ведь пираты кланяться не умеют?— но она и не просит.Чайки сидят у неё на плечах, прощаясь с ветром, ведь теперь они принадлежат не ему.Когда Марион надевает фиолетовые перчатки, каждая из мастерландских девочек готова стать молотом в её руках, которым она перекуёт хаос на порядок, ярость на благоразумие, неравенство на справедливость. Марион же продолжает ковать тонкие стилеты, окроплять их кровью и ядом и бить молотами стекло.Каждая мастерландская девочка всё ещё хочет быть молотом в её руках.Когда она вдыхает запах свежей выпечки, все кухни Нямнямии открывают перед ней свои двери. Переплетения ароматов превращаются в неудержимый вихрь эмоций: эйфория с запахом корицы, страсть с привкусом кардамона, девочки-пекари с волосами, что наощупь?— колосья пшеницы.Нямнямские девочки открывают ей секреты поинтереснее тех, что кроются в Гастрономиконе.Когда императрица одевается в цвета лесов, то становится единственным, что может взволновать непоколебимых женщин из Омутии. Кажется, не монарх?— несносная белка, норовящая уничтожить все вековечные деревья, ступает тёмными тропами рощ, рушит святую вечернюю тишину, ниспосланную сюда самим Смотрящим.Трава под ногами их повелительницы становится красной, но это единственный раз, когда хозяйки Омутии готовы такое простить.Когда Марион рвёт оранжевую дымку снов, Спунвич просыпается среди ночи?— и рад этому. Тысячи сновидиц впускают свою леди в сны, не желая вновь засыпать без неё, а она продолжает вспарывать оранжевые шелка тонкими стилетами. Марион ненавидит шитьё?— прорехи никто не закроет больше.Теперь для сновидиц спокойный сон пресен?— ведь в нём нет их кровавой леди.Когда она расправляет железные крылья и опаляет Тиктоп огнём, ткань времени расплетается и заново стелится как-то совсем по-другому: не как река, не меняющая направление ни при каких обстоятельствах, но как водоворот в беспокойном море. Тиктопским изобретательницам, открывшим безумие, это нравится, и одна за другой они прыгают в эту воронку страсти, не возвращаясь.Никто из них не хочет возвращаться, ведь железный дракон?— их бог.Когда Марион входит в священный город яковитов, то не может быть святой, даже облачившись в одеяние Инкарнации. Но ей этого и не надо?— она даже в самом сердце Якова находит тех, кому он постыл. Она не вносит в этот город грязь, лишь вскрывает гниль, что была здесь давно, прикрываемая роскошными тканями церковных риз.И в Яковитии для неё находится больше всего любовниц.Наша светлейшая императрица Марион умеет убивать без крови, стилетов и даже яда?— и тем она ещё более кровожадная, ведь ужаснейшая смерть?— медленная, в золотой клетке. Тем не менее, она любит свой народ?— а народ любит её?.Я откладываю тысячное письмо в никуда. Я никогда не упоминаю в этих письмах Эльфонт, ведь эльфы никогда не были и не будут народом Марион, пусть у неё будет там столько же любовниц, сколько во всей остальной империи вместе. Я устала быть её красивой эльфийской мебелью.Пусть продолжает развлекаться с ордой своих куколок?— я же готова ждать.Но время придёт. Золотая клетка взорвётся, а за ней?— вся империя.Они же не думали, что за войну Плакучей Ивы не придётся платить?..