Лучше молодым любить, а не убивать (1/1)

— Николай Петрович.В буфете привычно пахло кофе, но от волнения Иван не чувствовал запахов; не чувствовал собственных ног, собственных пальцев, впившихся в серую столешницу в застарелых разводах чая.— Что? Голос майора звучал раздражённо, сухо, нетерпеливо. В отсутствие Рогозиной — все понимали совершенно отчётливо, отсутствие — только слово, на сама деле полковник уже не вернётся в стены ФЭС, — на него рухнула вся та невидимая работа, которой непонятно когда занималась она. Административные обязанности, финансирование, обновление оборудования, согласования насчёт вывоза трупов, лицензия лаборатории и морга, инвентаризация… Всё это словно дожидалось, пока полковник выйдет из строя, чтобы придавить своей тяжестью майора. Глянув на серые мешки под глазами Круглова, Иван мельком подумал, что ещё неделька-другая — и ему, пожалуй, не придётся совершать никаких убийств: майор отправится на тот свет своим ходом.От циничной мысли пробило на нелепый, неуместный смех. Николай Петрович, кажется, был в шаге от того, чтобы вызвериться.— Ну?!— Я должен убить вас.Иван хотел начать совсем не так. Он вообще не хотел говорить об убийстве, а только об отце Рогозиной, о его плане... Но то, что вертелось на языке, свербило, будто застрявшая в виске пуля, не давало дышать, — выскочило, вырвалось прежде, чем он успел подумать.— Это такая шутка, — устало и мрачно бросил майор. — Да?Однако его руки говорили о другом. Совсем как руки Рогозиной: при идеально-нейтральной позе, непробиваемо-спокойном лице они выдавали её, перебирая бумажки, чертя по ладоням круги. Вот и майор: глядя на Ивана холодно, безразлично-хмуро, он сцепил руки, затрещал пальцами. ?Никогда не замечал за ним этой привычки?.— Это не шутка. Вы хотите, чтобы Галина Николаевна поправилась?— Иван, как это относится… Чего ты от меня хочешь?— Вы хотите? — с нажимом повторил программист.— Тихонов!— Вы! Хотите?!Майор уронил голову, задышал тяжело и часто. Будь это незнакомый человек, Иван совершенно ясно решил бы, что он борется с подступающими слезами. Но это был Круглов, и, значит, заключение было неверно.— Конечно, хочу, — негромко произнёс майор, не поднимая головы.?Что-то знает? — стремительно мелькнуло в мыслях.— Тогда мне придётся убить вас. Николай Иванович сказал, что… что сможет это устроить. Нужны чужие жизни. Взамен. Тогда она не умрёт.— И ты хочешь убить меня, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Круглов.— Верно, — прошептал Иван, подходя ближе. Пистолет оттягивал джинсы; непривычна тяжесть в заднем кармане сбивала с толку.— Иван, — быстро, щурясь, отступая, проговорил майор. — Ты… Что… Всерьёз…Видеть его растерянным, напуганным, с распахнутыми, бегающими глазами, было почти так же больно, как смотреть на умирающую Рогозину.— Сколько проклятий несёт смерть, — отрешённо проговорил Иван, вынимая пистолет; следовало абстрагироваться; отстраниться. — Давайте сделаем это быстро.— Иван! Ты же не можешь верить в этот бред! Что там обещал её отец? Я более чем уверен, ты сам выдумал, и поверил… Рука дрогнула, выдавая его так же, как и Рогозину, и Круглова.— Иван, ты свихнулся! — высоко крикнул майор, метнувшись вбок, на ходу выхватив своё табельное. — Ты… Приди в себя! Плохо не одному тебе, плохо всем! Ты лучше других должен понимать, что это — путь маньяка. Подумай о ней! Разве она хотела бы… такой ценой… Разве она бы допусти…Выстрел оглушил его, отдача ошеломила, Тихонов повалился на диван, чувствуя, что его вот-вот вывернет, словно в замедленной съёмке наблюдая, как по дуге, вскинув руки, падает майор, как бьёт кровь, как начинает выть сирена, и в лабиринте стеклянных стен дробятся, множатся, отражаются бесконечным эхом шаги… шаги… шаги...Иван вдохнул резко, воздух показался горьким, во рту было отчаянно сухо, на вкус — ржаво. Солнце било в лицо. Щёку саднило; он провёл по ней пальцами и ощутил на коже рубчатый узор чехла, покрывавшего пассажирское сиденье. Такси уже подкатывало к Службе.Да. В последнее время ему снились слишком натуралистичные сны. Тем не менее, этот сон был отличным уроком: говорить Круглову правду нельзя. Ни за что. Нет. Нужно сделать всё аккуратно, быстро и тихо.— Николай Петрович, — хрипло поздоровался он, входя в кабинет полковника. Майор никогда не садился в её кресло — даже когда Рогозина была в отпуске или в командировке; не сидел там и теперь. — Я нашёл следы нашего маньяка.?Маньяка?. Ярко, ярко откликнулся в голове ночной кошмар.— Ну? — Круглов даже не поднял головы, продираясь сквозь рабочие заметки полковника.— Там есть кое-что любопытное. Я хотел бы, чтобы вы посмотрели сами.— Куда? — Он наконец отвлёкся от планировщика, глянул неприветливо и выжидательно. — Куда смотреть?— Рублёвское шоссе. Район Кунцевской, — дрогнув, проговорил Иван. Майор, чьей интуиции мог позавидовать любой, кроме, разве что, самой Рогозиной, нахмурился.— Я не могу оставить контору сейчас. Отправлю кого-то из оперативников.— Мне нужно, чтобы поехали вы, — чувствуя, как теряет контроль, выдохнул Иван. — Мне нужно!В голосе скользнуло отчаяние; он казался себе натянутой, вибрирующей струной. Ещё немного… чуть-чуть… и он закричит, выпалит всё майору в лицо, выдаст себя. И тогда ничего не выйдет. Это не сон, где в Круглова можно выстрелить в упор и не получить пули в ответ….— Хорошо, — неожиданно согласился майор. — После обеда поедем.Иван вышел из кабинета перегоревшим, обессиленным, пустым и начал отсчитывать минуты в ожидании полудня.Но ?после обеда? всё откладывалось: селекторное с замами из Министерства, новое дело, которое попытались навязать Службе, и Круглову едва удалось отбрехаться, проблемы с вентиляцией в морге… Николай Петрович добрался до лаборатории почти к ночи: часы показывали десять, на майоре не было лица, на Тихонова было жалко смотреть.— Куда там ты хотел поехать??Он знает? — снова предательски мелькнуло в голове. Объяснить такую покорность ничем иным Иван не мог. Круглов словно шёл на собственное заклание. А может быть, всё мерещилось; среди слепящих, режущих глаза огней было очень сложно различить явь. Иван держался изо всех сил, по глотку заливал в себя кислый кофе из автомата, старался идти прямо, но впереди уже виднелся тот самый тротуар вдоль шоссе, и Тихонова отчаянно, пьяно вело.?Как бы самому не сверзнуться?, — равнодушно подумал он. Тротуар был слишком узок, чтобы идти рядом, и майор шагал следом — Иван слышал, а вернее, ощущал, обострившимся чутьём различал его шаги в вибрации легковушек и грохоте фур. Одна из них, с крупным логотипом на забрызганном белом борту, казалась подходящей и была уже достаточно близко, чтобы… — Николай Петрович.Сколько раз он повторил это за сегодняшний день. Может быть, впервые больше, чем ?Галина Николаевна?.Грохот догонял, вибрация бежала по обледенелому асфальту почти со скоростью мысли. — Ну? Что ты хотел мне показать?Иван развернулся и, не давая себе времени на раздумья, не тратя миг на то, чтобы вдохнуть, не веря, не слыша, не глядя, со всей силы навалился на майора и вытолкнул его на шоссе.***Он работал в ФЭС слишком давно, он слишком хорошо знал протоколы, коллег и ошибки преступников. Он был достаточно умён и умел, чтобы не оставить следов.Единственное, с чем он не мог совладать, — с самим собой. Но его дрожь, его нервы, его почти истерику после возвращения списали на кризис в состоянии полковника. А к утру, когда стало известно, что Круглов убит, — до Тихонова уже не было дела.Валя вспомнила о нём только к вечеру. Какие-то утряски; какие-то чужие люди в конторе, какие-то родственники майора — неопрятная рыжеволосая женщина, молоденькая веснушчатая девчонка… Иван и не знал, что у Николая Петровича кто-то есть. Убивать, веря, что тот, кого убиваешь, живёт бобылём, куда проще.— Как ты? — тихо спросила Валя, ставя на стол чашку и тяжело опускаясь в соседнее кресло. — Выпей…Иван слепо потянулся, отпил; руки дрожали так, что он удивился, сумев не облиться. Он всегда презирал эти психологические штучки вроде эффекта, когда преступник уверен: все смотрят на него, все знают. Но теперь он сам был преступником, и на кону стояли не деньги, не банковские счета, а жизнь, жизнь...— Уже не на кону.— Что?..— Валь… — сухо, с силой, сквозь ком в горле. — Валь, я…Пальцы сжались, кружка дрогнула, вода с растворённой таблеткой успокоительного тёмными неровными кляксами выплеснулась на халат.— Николай Петрович умер быстро, — проговорила Антонова, избегая его взгляда. — Мгновенно. Нам передали материалы. Это в любом случае как-то связано с… с Галей. Служба обезглавлена, уязвима… Пока не пришлют нового начальника, ИО — Власова… Будем искать...Иван хрюкнул, не сдержавшись. Власова! Это, конечно, будет почти комедией, когда через несколько дней не станет и её… Тогда точно можно будет двигать версию о том, что кто-то подтачивает ФЭС, убирая начальников.— Выпей, — мягко повторила Валентина. Иван кивнул. Допил, несмотря на вновь накатившую тошноту. Весь день он провёл в гараже. К счастью, в суматохе его не искали, а все задачи он спихнул на Амелину, не в силах не то что заниматься экспертизами — просто смотреть в экран. К вечеру поднялся в опустевшую, осиротевшую лабораторию. Это сиротство — оно нависло над Службой, наполнило кабинеты и коридоры, липло к зубам, к подошвам. Рогозина. Круглов. Называть это место ФЭС без них не поворачивался язык.Антонова дождалась, пока он опустошит кружку. Вместе с креслом подвинулась ближе. Положила руку ему на плечо. Иван дёрнулся, но она только сжала пальцы. Вдохнула. Выдохнула.— Вань. У меня… хорошая новость. Я понимаю, сегодня, когда Николай Петрович погиб… это… неуместно. Но…Иван поднял голову, но почти тут же зажмурился, ослеплённый. Валины глаза светились. Как незабудки после дождя. Как озеро, полное солнечных бликов.— Гале лучше. Слышишь? Врачи говорят, что не видели ещё такого течения болезни… Что это был какой-то непредсказуемый, очень резкий перелом. Вань… Ванька! Ты понимаешь? Гале, Галине Николаевне лучше!