V: Одиночество Телинтурко (1/1)

— Ты! — Дельфина схватила Телинтурко за плечо, но под яростным взглядом желтых глаз убрала руку, явно раздумывая, не вытереть ли ее о передник. — Ты — Довакиин?— Я отвечаю тебе уже в четвертый раз, женщина, и это начинает меня утомлять, — вздохнул Телинтурко, усаживаясь на лавку у стола. На столе лежала карта Скайрима, уголки которой были придавлены речными голышами. Все карта была испещрена чернильными пометками, топорщилась флажками и надписями, навскидку — на драконьем языке.

Телинтурко подумал, что этот допрос с пристрастием уже начал его утомлять. Очень хотелось пить. И снять тяжеленный нагрудник, отстегнуть орихалковые наплечники, сбросить поножи с наручями, и прилечь вздремнуть на часок-другой. Накануне ему показалось, что прийти на подозрительную встречу в доспехах — это хорошая мысль, хотя он не носил их много лет и не подумал о том, что успел отвыкнуть от их тяжести.— Я должна тебе верить? — Дельфина выгнула брови, отчего они стали похожи на два чертежных треугольника. Она еще не вступила в возраст увядания, но у ее глаз и в уголках рта уже начали появляться мелкие морщинки. — Приходишь сюда в орочьих доспехах, ты только посмотри на себя! Талмор издевается надо мной?— Я уже сказал тебе, что у Доминиона немного другое чувство юмора, — терпеливо возразил ей Телинтурко.

— Ты — талморец! — Телинтурко подумал, что стареет и начинает быстрее уставать, но становится и более терпеливым. Лет пятьдесят назад он бы уже давно поднялся с лавки и сказал Дельфине, что это он нужен ей, а вовсе не она — ему. Поэтому, как только бретонка избавится от паранойи, она может прислать гонца в Коллегию Винтерхолда с письмом, подробно излагающим ее цели и намерения, и тогда, возможно, у Телинтурко даже найдется время его прочитать.Но в Винтерхолде последнее время было неспокойно. Телинтурко подозревал, что Анкано начинал догадываться, но осторожничал, боясь его спугнуть. Телинтурко помнил свои старые портреты: «Разыскивается живым или мертвым, беглый талморский коммандер-предатель». Тогда у него еще были русые волосы и оба глаза видели хорошо. Удаление бельма было простейшей хирургической операцией, при правильном использовании магии восстановления эльф мог бы даже сохранить зрение, но с бельмом он был меньше похож на себя-прежнего, избалованного лилландрильского аристократишку, ставшего талморским офицером. Больше нет никакого Телинтурко, напомнил себе альтмер, только господин Гальдер, преподаватель боевой магии в Коллегии Винтерхолда, пьяница, развратник и любитель скуумы.— Послушай меня внимательно, — начал Телинтурко, вставая с лавки и вынимая из-за пояса перчатки. Он мысленно сосчитал до десяти и решил про себя, что если и в раз не удастся ей ничего объяснить, то он уйдет из комнаты под таверной, возьмет лошадь и поедет в Вайтран, откуда возьмет ближайшую повозку до Винтерхолда. Тогда, если Дельфина захочет поговорить со своим довакиином, то это уже ей придется к нему приехать. — Если бы Талмор послал к тебе своего агента — а я лучше тебя знаю, как они работают, — то они бы нашли норда, или кого-то, кто бы выглядел как довакиин. Который бы выпивал по бочке пива, заедал жареным кабаном и рыгал так, что стекла бы тряслись... Если норды вообще знают стекло, конечно. Они бы не послали к тебе талморского боевого мага.— Да? — с вызовом парировала Дельфина, уперев руки в бока. — Что же ты тогда ошивался в Йоргеновской гробнице?— Гулял, — ядовито ответил Телинтурко, не удержавшись от удовольствия поддразнить ее. — Видишь ли, меня направили туда местные нордские мудрецы, так называемые Седобородые. А к Седобородым я явился потому, что они меня призвали — так это здесь называется? У меня на родине принято посылать письмо, а не кричать имя с горы...— У тебя на родине принято убивать и пытать несогласных, захватывать чужие земли, относится ко всем не-альтмерам как к животным или рабам, — выплюнула Дельфина, явно думая, что ее слова приведут Телинтурко в ярость.— Да. Никогда не думал, что буду стыдится того, что я — мер, — сказал Телинтурко раздумчиво и спокойно продолжил: — Седобородые, впрочем, тоже были крайне удивлены. Они выгнали меня из Высокого Хротгара, и я провел целую ночь в снегу, кутаясь в плащ и пытаясь развести огонь. Когда они нашли меня утром, им, верно, пришлось раскапывать мое тело из горы моих же замерзших проклятий.Телинтурко усмехнулся, вспоминая. Высоколобые глупцы! Не только норды знают о пророчествах, заключенных в Древних Свитках, альтмер изучал их в Университете магии наряду с Мономифом и Легендой о герое. Так вот, ни в одном трактате не было сказано, что Драконья Кровь может течь только в человеческих жилах. Кто угодно может оказаться Драконорожденным, вот те же хаджиты — и их Кот-Дракон; хаджит тоже может владеть этим вашим архаическим Даром Голоса и впитывать души убитых дов. Ограничения видят только косные умы, а Доминион и Талмор были полны предрассудков больше, чем кто-либо в Тамриэле: только альтмер, рожденный на островах, может считаться чистокровным, достойным Величия Эт’ада. К рожденным в провинциях отношение оставалось подозрительным: они, конечно, тоже альтмеры, но навсегда останутся в ранге «допущенных». Кем «нечистокровные» могут стать в современном талморском обществе? Торговцами, мещанами, магами средней руки, не более того. К другим меретическим расам в Доминионе также сложилось неоднозначное отношение. Конечно, их принимали на службу в Талморе, но отношение к ним оставалось неоднозначным: босмеры — дикари-каннибалы, вырождение айлейдов. Данмеры? Отмеченные проклятием Красной Горы, иначе почему у них пепельная кожа; настоящий эльф может быть только золотокож, как Умарил Неоперенный, сраженный Пелиналом Вайтстрейком.

Телинтурко не доверял никому, кто оценивал других по цвету кожи и форме ушей; впрочем, Седобородые тоже не испытывали к новоиспеченному Драконорожденному особого доверия. Но им все равно пришлось поверить ему, и принять, и учить его. В конце концов, эти замшелые норды были не так уж и плохи: особенно Арнгейр, который быстрее других понял, что предрассудки — предрассудками, но довакиин стоит прямо перед ним, и он, этот довакиин, ненавидимый нордами альтмер; и ничего с этим уже не поделаешь.— Я могу легко доказать тебе честность своих намерений, — сказал Телинтурко, прищурив затянутый бельмом глаз. Дельфина сложила руки на груди и свирепо вздернула подбородок. — Ты идешь со мной...— В талморское посольство, ха! — выкрикнула Дельфина. До чего сварливая бабенка, все-таки, неужели людей совсем не учат хорошим манерам?— Нет, ты идешь со мной, мы находим дракона — вернее, он находит меня, ведь драконорожденные для истинных дов как магнит — и я убиваю его. А когда я убью его, ты увидишь, как я поглощу его душу, и перестанешь задавать глупые вопросы и выводить меня из себя не менее глупыми предположениями, — предложил Телинтурко.

Дельфина смотрела на него с недоверием. Казалось, она даже не хотела сделать вид, что не считает его талморским подонком и шпионом, ведь на ее месте альтмер поступил бы именно так — сделал бы вид, что убежден и поверил. Мало ли что. Эта девчонка тоже могла на проверку оказаться талморским агентом с отличными актерскими способностями: что мешало ей дурачить его, чтобы раскрыть и сдать Эленвен?— Ладно, — сказала она, поджав губы. — Я знаю драконий курган у рощи Кин. Мы пойдем туда и ты убьешь дракона, даэдра его побери. Потом — посмотрим. А теперь — выйди отсюда, мне нужно переодеться в дорожное.Телинтурко кивнул и начал подниматься по узеньким, шатким, стесанным ступенькам из ее секретной комнаты под залом «Спящего Великана» в таверну, опасаясь, что провалится сквозь лестницу, проломив гнилое дерево. Орочий латный комплект был значительно тяжелее традиционного эльфийского, но, по крайней мере, Телинтурко мог быть спокоен — доспехи ему пригодятся.Они проехали рощу Кин в снежную бурю. Погода Скайрима не могла не радовать — то снег, то дождь, то дождь, то снег, а потом снова дождь, снег, дождь; краткая передышка — и все по новой. Солнце здесь было маленькое, далекое и холодное, и совсем не рос виноград, а девушки ходили, скрывая свою красоту под несколькими слоями одежды. Редкие книги висели на гвоздике в деревенских нужниках, а остальные — пылились в библиотеках. Телинтурко чувствовал, что с каждым новым тряским шагом Морозца, его коня, старые раны ноют все сильнее и сильнее. Скоро, чтобы вылезти из седла, ему потребуется помощь двух дюжих молодцев — чтобы вынули, поставили на землю и разогнули затекшие ноги.Голые ветки деревьев были похожи на скорбные, обгорелые руки, протянутые к небу в тщетной мольбе о помощи. Телинтурко вспомнилась поздняя осень в Валенвуде и один из рейдов в деревнях, когда талморские солдаты и боевые маги на своих поджарых черных конях рыскали по округе, выискивая всяческую ересь и неблагонадежность, и карая ее тут же, на месте — огнем, мечом и магией. Это были мрачные воспоминания. Из-за них Телинтурко не мог заснуть, предварительно не напившись вусмерть.— Вот, здесь оно! — Дельфина показала рукой в перчатке на небольшой пологий холм, едва видневшийся сквозь снежную завесу. Из-за свиста ветра она почти кричала, но Телинтурко хорошо ее слышал.

Вернее, даже не ее. Голос.Курган дыбился, мерзлая земля шла волнами, будто бы под ней ворочался огромный клубок червей. В воздухе пахло серой, чем-то кислым, горелой плотью и раскаленным металлом. Пахло драконом, и ветер резко менял направление, словно подрезанный взмахами исполинских крыл. Телинтурко едва сдержал волнующегося коня.

Лошадь под Дельфиной танцевала, норовя взвиться на дыбы. Эльф задрал голову к мутному северному небу. Даже сквозь снежную пелену он разглядел очертания мощного тела — длинный, гибкий хвост, титанические рога. Эта тварь была вдвое больше любого виденного им дракона, вдвое тяжелее, удивительно, как она вообще могла летать. Как только крылья выдерживали вес этой туши?Телинтурко показалось, что исполинский дракон в полете повернул голову. Глаза полыхнули алым: Телинтурко отшатнулся, чуть не потеряв равновесие и не упав с коня. И тут уже оба они — довакиин и Дельфина — услышали этот Голос. Голос называл по имени спавшего под землей, перекатываясь рокотом лавины. Этот зов был древнее Империи, древнее людей и меров, он впервые прозвучал еще во тьме времен, и уже тогда внушал страх, отчаянный, животный страх, желание ничком броситься в снег: ты жалкое, теплое, смертное существо, ты ничто, я уничтожу тебя...

Земля в кургане взорвалась. Телинтурко со всей силы ударил Дельфину в плечо: она упала с лошади в сугроб, к занесенным снегом корням дерева. Ее кобыла тут же галопом бросилась прочь с проклятого места.

Телинтурко понял, что это за голос, и кого он пытался пробудить.Телинтурко спрыгнул с коня и вытащил меч из-за спины. Ножны на спине это довольно практично — но лучше не носить с помещениях с длинными занавесями и гобеленами, все время за что-нибудь ножнами цепляешься. Телинтурко хорошо себя знал. Пафос заставлял его нервничать, а то, что ему предстояло, было самое что ни на есть героическое, пафосное деяние. Картина маслом: «Драконорожденный показывает свою истинную природу Клинку».

«Я пьяница и богохульник, — думал Телинтурко, крепко сжимая в одной руке меч, а другую заполняя магией, — выберите кого-нибудь другого, я хочу напиваться каждый вечер и засыпать в библиотечном кресле. Мне есть, что забывать, и я не хочу спасать Нирн, никогда не хотел.»Нечто, похожее на чудовищных размеров червя, выползло из кургана, вздымая пласты земли. Существо принялось отряхиваться, мотая из стороны в сторону змееподобной головой — с такого близкого расстояния даже можно было разглядеть, как куски мертвечины торчат у него между зубов, словно оно и в могиле пыталось жевать промерзшую драугрову плоть.

Дракон расправил крылья. Мощные лапы подняли грузное тело с земли, маленькие, полные ненависти глазки уставились на бледного от напряжения Телинтурко. Дракон открыл пасть — и облизнул зубы толстым, трупного цвета языком.Издалека донесся негодующий крик бретонки: «Да как ты посмел, талморский ублюдок?!»— Я же сказал тебе. Я — не из Талмора, — тихо сказал Телинтурко, щелкнув зубами. В сознание лихорадочно толкнулась мысль, что ему легче было бы сражаться в шерсти и коже, Телинтурко был бы подвижнее, мог бы колдовать лучше, но...— Фуссс! РО! ДА! — крикнул Телинтурко, использовав Голос так, как его учил Арнгейр. В душе его поднималась буря, в то время, как буря снежная постепенно затихал. Снег падал пушистыми хлопьями, а Телинтурко подумал, что даже если бы на нем была надета роба адепта огненной магии, он все равно не смог бы колдовать лучше. Даже недельный инструктаж по боевой магии в Коллегии давался ему с чудовищным трудом. С каждым днем господину Гальдеру требовалось все больше вина и скуумы, чтобы привести себя в порядок после тренировки.

Чистки в Валенвуде. Обгоревшие тела...Змеиная морда дернулась в сторону, но дракон устоял. «Неистовая сила» была для него как порыв летнего ветерка; ящер снова открыл пасть. Теперь у Телинтурко не осталось никаких сомнений — он улыбался, смеялся над ним.— Ты — доваки-и-и-ин, — протянул скрежещущий голос. — А я — Салокни-и-ир... Посмотрим, кто из нас больше дова-а-а....Телинтурко закричал. Это не был Крик, нет. Он орал потому, что ему было страшно, и все равно, и он хотел умереть, и ненавидел себя, но понимал, что так просто умереть не получится. Поэтому Телинтурко побежал к дракону, наклонившись вперед и мысленно представляя себе, как это все случится. Удар мечом — уклониться, удар магией — уклониться; поднырнуть под шею, воткнуть лезвие в покрытую мягкими чешуйками кожу, воткнуть глубоко, ослепить шквалом огня из ладони; избежать удара мощного крыла — ухватиться за него и запрыгнуть зверю на спину. Главное — не сплоховать, главное — не спасовать; казалось, Телинтурко был готов к этому моменту с самого дня своего рождения.Побежать? Это в легких, гибких эльфийских доспехах можно было бегать и прыгать. Под тяжестью орихалка Телинтурко с каждым шагом все больше проваливался в снег. Поэтому, оказавшись вплотную к драконьей морде, он с размаха ударил мечом, разрядив магию треском молний, забыв и о тактике, и о стратегии.Салокнир издал вопль боли, от которого мгновенно заложило уши. Лезвия глубоко вошли в его шею, электричество изъязвило морду, но пока еще рана не была смертельной. Поняв, что дракон хотел плюнуть в него огнем, Телинтурко, чувствуя, что его собственные кости уже начали трещать, а жилы натянулись, как канаты, стал клонить драконью голову к земле — и раскаленное — жарче, чем в небесной кузнице — пламя полыхнуло в землю, растопив снег и лед.

Дельфина подбежала к дракону с другой стороны и принялась кромсать его бок катаной. Салокнир взревел — и ударом хвоста отбросил бретонку к деревьям, но довакиин продолжал вонзать оба клинка ему в шею до тех пор, пока на него не хлынул горячий, зловонный поток драконьей крови. Дракон был мертв.Чувствуя боль во всем теле, особенно — в надорванной спине, Телинтурко упал на колени. Дельфина, отшибшая себе все бока о деревья, на которые ее отшвырнул драконий хвост, встала на четвереньки. Она с ужасом наблюдала за эльфом, на коленях стоявшим в потоках драконьей крови перед агонизирующей тушей, с которой творилось что-то неладное. Маг видел подобное несколько раз, но для Дельфины это зрелище было в новинку.Мертвая плоть Салокнира истлевала на глазах. Отваливались, обращаясь в пыль, чешуйки, лохмотьями провисла шкура на остове крыльев. Плоть обращалась в прах, пока не остался один лишь скелет, внутри которого клубилась энергия, похожая на золотой ветер. Телинтурко надсадно вздохнул — в груди хрипело, а во рту было солоно.

Золотистые вихри, клубясь, полетели к нему, охватывая коленопреклоненную фигуру в орихалковой броне, опирающуюся на воткнутые в землю клинки, как на костыли — открыв рот, он жадно пил драконью душу, затекавшую ему в глотку, в ноздри, в уши и в глаза. На мгновение Телинтурко показалось, что он захлебывается этой вязкой сущностью, но, когда все закончилось, он почувствовал физическое облегчение. Его раны понемногу начинали затягиваться.Все было кончено. Дельфина подползла к Телинтурко и взяла его за плечо. Ее глаза горели фанатичным пламенем.

— Ты — Довакиин! — выдохнула она азартно. — Это правда, ты...— Перестань меня трясти, — попросил он, жмурясь. У Телинтурко было такое чувство, как будто бы его переехали повозкой. Дважды.

Дельфина оттащила Телинтурко под деревья и принялась растирать снегом его лицо и шею в воротнике брони, не обращая внимания на слабые протесты, пока Телинтурко не оттолкнул ее руки и не сел, открывая глаза.Разоренный курган, разнесенная роща, драконий скелет.

— Чтобы тебе было понятнее, — сказал он, чувствуя, как гудит голова. Нужно было ехать в шлеме. Шлем очень помогает от сотрясений. Те, кто пренебрегают ношением шлема, обычно плохо заканчивают. — Ты ведь Клинок?— Да, — кивнула Дельфина. Теперь-то он ее друг, теперь-то она ему верит. Теперь-то она с ним будет разговаривать. Альтмер почувствовал внезапный приступ раздражения, но справился с собой.— Если ты Клинок, то ты должна знать мою историю, — Телинтурко глубоко вздохнул, понимая, что не знает, можно ли ей доверять. — Мое настоящее имя — Телинтурко. Ты должна была его слышать.Дельфина протянула было дрожащую руку к волосам, но тут же охнула, схватившись за ушибленный бок.— Я знаю. Все знают, — сказала она: ее глаза подозрительно блестели. Разглядела в нем брата по оружию, что ли, язвительно подумал Телинтурко. — Все знают эту историю: как офицер Доминиона во время чисток в Валенвуде сражался с целым отрядом талморских солдат, пытаясь защитить семью босмеров и убил одного из своих... Потом он пытался подать апелляцию в Доминион, отправить им рапорт о зверствах талморцев. Но он не знал, что чистки проводились по приказу и при непосредственном руководстве Алинора. Его пытали, собирались казнить.— Но он оказался умнее и сбежал, — сумрачно ответил Телинтурко.И вдруг Дельфина его обняла. Это не были страстные любовные объятия, нет. Так обнимает мать или сестра, так обнимает друг; так обнимают, когда не остается слов утешения или сострадания, или когда горе твое слишком велико, чтобы его можно было унять словами.И вот тогда одиночество Телинтурко, окружавшее его со дня побега с островов, одиночество беглеца и «предателя идеалов Доминиона Альдмери», который так и не смог спасти ту валенвудскую деревню, отступило. На время, конечно. Его одиночество было, как верный пес — оно всегда возвращалось. Но, по крайней мере, Дельфина бросила этому псу кость — и альтмер мог надеяться, что в этот день ему не придется напиваться, чтобы заснуть.И правда. С сотрясением мозга отлично спится, подумал он устало.