Часть восьмая (1/1)

Болезнь Ровены Равенкло еще в начале зимы стала заметна даже для глаз тех, кто не имел никакого отношения к лекарским премудростям. Скорее всего, недуг начал терзать ее гораздо раньше, но женщина в привычной своей внешней бесстрастности до последнего не подавала виду и даже как-то убедила молчать и тетушку Хельгу, для которой, конечно же, это тайной быть не могло. Ровена и дальше решительно старалась ничего в своей жизни, как и учебном плане Хогвартса, не менять, пусть это теперь требовало все больших и больших усилий. Передать часть своих лекций Элреду и Кайлиху леди Равенкло согласилась лишь после того, как впервые не смогла совладать со слабостью прямо перед аудиторией. Впоследствии расписание перекраивалось еще несколько раз, ни решительного упрямства, ни помощи Хельги не хватало для того, чтобы не просто замедлить болезнь, а по-настоящему заставить ее отступить. Скорее всего, обе женщины уже осознали, что справиться с болезнью невозможно, а леди Равенкло продолжала следовать своим жизненным принципам и даже перед превосходящими силами держаться невозмутимо и с гордо поднятой головой. Элред почтительно провожал Ровену от покоев до нужной аудитории и обратно, само преподавание словно на время придавало ей сил, оттого даже леди Хаффлпаф не требовала, чтобы подруга и пациентка не перенапрягалась, но все равно к концу зимы Ровена уже оказалась прикована к кровати. Хелена узнала о болезни матери тогда же, что и большая часть Хогвартса. Возможно, это было нехорошо… но девушка не была практикующим лекарем, чтобы заранее заметить признаки, а показывать свои слабости леди Равенкло не считала нужным даже дочери… или – особенно дочери. Трудно было понять, как вообще на все это реагировать, пусть мать и не переносила суеты и хлопот вокруг своего самочувствия, за невнимательность и это непонимание все равно было неловко. Если бы Хелена могла чем-нибудь помочь, она, безусловно, помогала бы, но положенное демонстративное участие там, где бессильны уже оказались такие целители, как тетя Хельга и ее ученики… в этом не чувствтвовалось никакого смысла. В первый раз девушка отчасти ожидала, что мать и ей передаст часть лекций их факультета. Теперь-то она продемонстрировала, что вполне способна присоединиться к преподаванию, пусть в самом начале и возникали некоторые трудности, а привыкать ко многому было порой страшновато, но в целом-то опасения Ровены оказались излишними, Хелена быстро адаптировалась в новой роли и даже какое-то время вполне успешно заменяла лорда Грегори! Но предложения не последовало, поэтому, когда леди Равенкло опять стало хуже и расписание еще раз должно было перекроиться, Хелена предложила свою помощь сама. Увы, на этот раз ей возразили – у Ровены, тогда еще не желающей вовсе оставлять преподавание, было уже два помощника, а лорд Грегори так еще и не нашел никого более подходящего. Хоть Хелена ему пару раз на всякий случай напоминала, что ее помощь – временная необходимость, более того, вполне возможно, факультету матери она теперь окажется нужнее. Ее словно бы не слышали ни матушка, ни барон Гонт! Вполне возможно, тогда еще у этого действительно были разумные причины… Но когда болезнь Ровены все-таки сумела серьезно подкосить невозмутимую леди, уже никаких возможных причин и дальше не принимать помощь дочери у нее быть не могло! В этом не было сомнений. Когда после особенно тяжелого приступа Ровена достаточно пришла в себя, чтобы отослать взволнованных Годрика и Хельгу, заявив, что хочет поговорить с дочерью с глазу на глаз, Хелена ожидала, разумеется, разговора именно об этом. Какое-то время Ровена молча собиралась со словами, а дочь почтительно ожидала, понимая, что та еще, вероятно, не до конца отошла от последнего приступа и даже для разговора требуется найти не только нужные слова, но и достаточные силы. Красота леди Равенкло всегда казалась жесткой и почти не увядающей, словно хвоя, еще недавно казалось, что немалые уже годы оставили минимально возможный след, но вот, всего пара месяцев – и время словно бы запоздало спохватилось, решив все-таки забрать положенное по праву. Всегда высокая и изящная, Ровена сильно, почти пугающе похудела и теперь напоминала – нет, не увядшее, а словно бы высушенное мгновенным заклинанием растение. Даже не в силах уже выходить из покоев без сопровождения, она продолжала держаться почти неестественно прямо, не желая никому демонстрировать, скольких сил от нее это требует. Хелена искренне восхищалась матерью, но и не могла не сердится на это ее упрямство, быть может, тете Хельге уже удалось бы вылечить Ровену, если бы та согласилась бы хоть немного отдохнуть раньше, чем окончательно свалиться с ног! Сердилась, понимая, что сама, скорее всего, поступала бы так же и так же заставляла бы всех беспокоится, но не желала сдаваться и отступать… - Скоро я умру, – наконец заговорила Ровена, заставив пойманную на неловкой мысли девушку слегка вздрогнуть. - О чем ты говоришь? – растерянно возмутилась Хелена. – Ты же слышала тетю Хельгу! Ты не могла выздороветь, потому что слишком перенапрягалась, отдых и соблюдение режима обязательно… - Мы обе прекрасно знаем Хельгу. Неужели ты думаешь, что она перечеркнула бы хоть чью-то надежду, даже стоя у смертного одра, а не продолжала бы все эти попытки подбодрить и воодушевить? Но между нами они ни к чему, ты понимаешь это не хуже меня. Девушка хотела что-то горячо возразить… но не получилось. Смутное чувство подсказывало, что Ровену сейчас ПОЛАГАЛОСЬ разубеждать, несомненно, так поступили бы и тетя Хельга, и дядя Годрик, но… но ведь Ровена была абсолютно права – разумных доводов против не находилось. - Тетя Хельга практикующий целитель, а мы обе не более чем знаем теорию. Уверена, она лучше нас разбирается в болезнях и больных! - Ну, хорошо, можешь считать мои слова перестраховкой на всякий случай, если у тебя вдруг появилась склонность прятаться за утешающие иллюзии. Мне это ни к чему. Никто не желает смерти, но есть вещи в мире, которым люди не в силах противостоять. К тому же это не самый страшный вариант. Тебе лучше принять это, Хелена. Не всегда мы можем полностью избежать чего-то в своей жизни, удача, если судьба хотя бы предоставляет не самый худший выбор. Именно поэтому… об этом я хотела с тобой поговорить. К сожалению, смерть не единственное. Как ты понимаешь, я больше не смогу защищать тебя. И, пусть твой отец и братья за всю жизнь не проявляли ни малейшего интереса к твоей судьбе, они после моей смерти окажутся ближайшими твоими родственниками. И, возможно, пожелают распорядиться этим. Об отце и братьях Хелена не знала ничего. Не знала даже, кто из них сейчас еще был жив, а мельком виденные когда-то в детстве люди поспешили позабыться, как что-то малозначительное и неприятное. Отец… кажется, отец тогда чем-то пугал ее, но о братьях девушка не помнила ничего вовсе. - Зачем? – тихо переспросила Хелена. Вряд ли все эти люди помнили о ней больше, чем она сама помнила о них. Представить трудно, что кому-то из них вдруг могло бы от нее быть нужно. - Я не знаю. Трудно предсказать, что могло бы взбрести им в голову, как только о моей смерти станет известно – но они окажутся в законном своем праве, против которого ни Годрик, ни Хельга не смогут тебя защитить. Самым разумным для тебя будет принять помощь и защиту лорда Грегори – пока у тебя еще есть возможность сделать выбор самостоятельно. Хелена потрясенно уставилась на мать, пытаясь что-то разобрать на изможденном, но по-прежнему почти непроницаемом лице. - Насколько мне известно, он все еще хочет жениться на тебе. Мы уже обсуждали это, Хелена, но ты, кажется, чересчур долго не можешь распрощаться с ребяческим упрямством. Ничто не длится вечно и твое нынешнее положение на проверку может оказаться весьма шатким. В традициях кельтов гораздо более уважительное отношение к своим женам, поверь, отец или братья даже интересоваться не станут твоим выбором или желаниями, да и… насколько я могу судить, за последнее время твое собственное отношение к лорду Грегори стало менее нетерпимым. Менее нетерпимым! Девушка в легком ступоре закрыла глаза. Даже по меркам магического мира, в котором жили дольше и старели несколько медленнее, она уже давно считалась перестарком. Не то, чтобы это избавляло ее от неуместного мужского внимания вовсе, но студентам, воображающим себя влюбленными, обычно не требовалось много времени, чтобы заскучать или увлечься кем-нибудь более живым и понятным. Даже Кайлихом – единственным из претендентов, кто был заинтересован в браке не более, чем сама Равенкло-младшая – по никому не известным причинам заинтересовалась бойкая дочка очередного трактирщика из близлежащей деревеньке, что вместе с сестрами помогала Хельге с хозяйством в замке. Что уж у этих двоих могло быть общего, непонятно, но девица оказалась крайне решительной и настойчивой в желании взять под крылышко рассеянного ученого… и, не зная точно подробностей, Хелена предполагала, что предложение пожениться исходило от той девушки к Олану, а не наоборот. Судя по тому, что терять и забывать вещи или ходить в вывернутой наизнанку мантии Кайлих с тех пор стал значительно реже, вероятно, оригинальная невеста действительно оказалась подходящей ему парой. Так что лорд Грегори оставался единственным претендентом, кто (Хелена подозревала, что исключительно из вредности) уже несколько лет продолжал демонстрировать настойчивое внимание. Но он, разумеется, не выходил за рамки приличий – студенты время от времени проявляли свой интерес значительно бестактнее – и в чем-то Ровена отчасти была права, начав работать вместе с бароном Гонтом, Хелена постепенно перестала боятся его, даже злости из-за отъезда Саласии не хватило надолго, после случайного разговора об этом к Грегори трудно было отнестись без понимания, как бы ни удивляло, что ученик дяди Салазара может проявлять такие близкие и понятные ей чувства и сомнения. Без предвзятого отношения – и при том, что тема сватовства казалась, наконец, забытой навсегда – лорд оказался совсем неплохим и небезынтересным человеком. Но словно бы это могло иметь какое-то значение! - То есть, – не без труда совладав с задрожавшим голосом, медленно переспросила Хелена. – ты предлагаешь мне продаться кому-то с иллюзией собственной воли, потому что иначе непременно окажусь продана просто кому попало?! - Сейчас у тебя есть возможность выбора… хоть барон, если рассуждать здраво и без лишних эмоций, и выглядит лучшим вариантом. Хелена! Я прекрасно понимаю, каково тебе. Но даже такая свобода – самое немыслимое, о чем я могла бы мечтать до своего замужества. И… ты знаешь, я не хочу умирать. Вряд ли хоть кто-то этого хочет. Но я не могу жаловаться, моя жизнь была достаточно долгой, а в последние годы достаточно достойной, я внесла свой вклад в будущее, мое дело могут продолжить преемники, а подобная болезнь – не самый страшный и мучительный способ умереть. То, что все равно неизбежно… то уж лучше так, чем гораздо, гораздо хуже и тяжелее. Я ведь не могу сделать выбор – не умирать вовсе. Так что… так что, даже если для женщины почти невозможно избежать замужества – не лучше ли воспользоваться возможностью того, что это произойдет с достойным человеком, с которым можно будет искренне ценить, уважать и поддерживать друг друга, а не с тем, кого из соображений собственной выгоды выберет отец или брат – ты ведь понимаешь, норманн не станет так заботиться о судьбе своей дочери, как это делал Салазар. С точки зрения Хелены, именно так, из соображений собственной выгоды, дядя Салазар и поступил с Саласией. Хотя, судя по их переписке, та рассуждала примерно так же насчет «возможности искренне ценить и уважать друг друга», традиции кельтов в этом смысле действительно отличались от норманнских. - Может, смерти и нельзя ничего противопоставить! – стараясь сдержать слезы, процедила девушка сквозь зубы. – Хотя я и уверена, что ты зря так торопишься себя похоронить сейчас, но рано или поздно каждый человек умирает – с этим я не спорю. Но с какой стати относиться к замужеству с такой же обреченной неизбежностью? Если ты действительно даешь мне выбор – настоящий выбор – значит, я могу и отказаться! - Я всего лишь хочу позаботиться о тебе, пока не стало слишком поздно… - И немногим подобная забота отличается от того, как поступил с тобой твой собственный отец! – понимая, что еще немного, и она позорно расплачется, Хелена резко встала. – Н… надеюсь, тебе вскоре станет лучше, матушка, тогда мысли о смерти перестанут наводить тебя на подобные рассуждения! Девушка торопливо вышла из покоев, молча миновав взволнованную тетю Хельгу. Неизвестно, догадывалась ли та, о чем шел разговор, или с обычным своим добросердечием списала подавленное состояние Хелены на беспокойство за мать. Тетушка Хельга… всегда ведь старалась думать обо всех людях лучшее, что только было возможно! Отстраненно сбегая вниз по лестнице башни, Хелена пыталась обдумать этот унизительный и страшный разговор. Как ни убеждай себя, что сейчас Ровена преувеличивает скорое время своей кончины, но когда-нибудь ведь и правда может умереть. Не факт, конечно, что кто-то из братьев вдруг решит вспомнить о существовании сестры… или даже отец, если он сам еще жив – но Ровена все же знала мир за пределами школы лучше, чем выросшая исключительно на книгах и слухах дочь, а паниковать попусту была не склонна, значит, подобная опасность и впрямь могла быть. Хорошо, если матушка проживет достаточно, чтобы Хелену сочли слишком уж старой для замужества, но… сколько лет на это потребуется? Даже на вдовах находятся желающие жениться, а старые девы к тому же дольше сохраняют здоровье, красоту и кажущуюся моложавость, уже сейчас Хелена казалась моложе замужних сверстниц, разве что за исключением Саласии… Шансы, что ее получится использовать в чьей-то выгодной сделке, невелики, но все равно куда больше, чем необходимо было бы для покоя и счастья! Но особенно отвратительным было даже не это. А непременная потребность в чужой защите от неизбежного. Чувствуя себя задыхающейся в тени великой матери, Хелена не так уж часто осознавала со всей ясностью, что только матери и обязана хотя бы такой долей свободы, что у нее есть. Неужели всю жизнь она обречена в лучшем случае выбирать между клетками? Единороги по-прежнему занимали часть заднего двора при школе, отделенные невысокой изгородью. Самих зверей заборчик, конечно, никогда не удержал бы, но их свободу и не пытались ограничивать, изгородь предназначалась скорее для не в меру любопытных учеников, а единороги и так не подходили к замку ближе, чем нужно. Скоро они уже отправятся в обратное путешествие и покинут окрестности Хогвартса, как это случалось в конце каждой зимы. Хелена неуклюже перемахнула изгородь и, обняв за шею первого же подвернувшегося зверя, наконец-то позволила себе глухо разрыдаться. Ничего не понимающие единороги обеспокоенно обнюхивать девушку и мягко фыркать, поглаживая ее бархатистыми носами. Они тонко чувствовали настроение людей, но, конечно, не могли понять причин. Чего им тут понимать! Природа позаботилась об единорогах, сделав из непригодными для приручения и домашнего содержания столь же, как и красивыми. Эти звери не подходили ни для работы, ни для верховой езды, чахли и вскоре умирали в неволе, если на них и охотились, то ради драгоценных компонентов зелий – иногда даже убивая при этом. Но смерть необратима… в отличие от вынужденной жизни в чьем-нибудь загоне! - Если бы я только… если бы я только… Дрожащие пальцы девушки перебирали пряди шелковистой гривы. Если бы она – что? Она никому на самом деле не годится в жены, но стремление обладать красивой игрушкой в мужчинах порой оказывается сильнее понимания, что игрушка бесполезна. Сколько собратьев этих зверей умерли при попытках запереть их на чьей-нибудь конюшне, прежде чем до людей дошла бессмысленность их смертей? А все, что может она, это держаться за свою хрупкую полусвободу, надеясь, что так будет всегда… или хотя бы достаточно долго, чтобы не думать о страшном будущем сейчас. А что, если оно все же настанет? Неделю спустя единороги покинули окрестности Хогвартса – многие ученики вышли или просто выглядывали в окна замка, чтобы полюбоваться, как стайка по-оленьему изящных сияюще-белых и золотистых зверей грациозно, словно бы летящая низко-низко над землей лебединая стая, сбегают по склону, прежде чем скрыться в лесу. Занятия специально закончили сегодня немного раньше – за годы, когда единороги каждую зиму приходили к Хогвартсу, это успело стать почти местной традицией. А исчезновение Хелены Равенкло, привычно избегающей людских компаний в свободное время, однако никогда еще не пропускавшей лекций, обнаружилось только на следующее утро.