Часть вторая (1/1)

Справедливости ради стоит заметить, что Грегори не солгал ни единым словом. Еще не столь уж давно молодой мужчина с некоторой наивностью полагал, что лорд Салазар его в некотором смысле немножечко эксплуатирует, с годами все больше и больше обязанностей делегируя своему помощнику – и только после того, как руководство факультетом в полной мере внезапно вдруг рухнуло на собственные плечи юного лорда Гонта, до него запоздало дошло, какой в действительности щадящей была эта «эксплуатация»! Столько лет проработав со Слизерином, став, как казалось, его правой рукой, молодой человек, оказывается, даже не представлял себе, сколько на самом деле трудностей ложилось на хрупкие плечи его мастера. И сам, то ли по недостатку опыта, то ли еще какой-то причине, прилагая все возможные усилия и даже немножечко невозможных, едва-едва справлялся с двумя третями всего того, что делал лорд Слизерин. Не столь уж удивительно, что остальные главы Хогвартса все еще без особенного доверия относились к преемнику. Все понимали, что полностью заменить мастера Салазара не способен вообще никто, но… но все равно это было несколько даже обидно. Наверное, даже Равенкло иногда чувствовали себя одинокими, оставшись в окружение только лишь своих книг и бескрайнего, особенно если смотреть с вершины их изящной башенки, неба. Или просто начинали скучать, когда даже огромная библиотека все равно оказывалась перечитана, и не единожды, а все созвездия что видимые что невооруженным глазом, но усиленным специальной магией телескопом (пару десятков лет назад привезенным откуда-то с востока по заказу лорда Салазара – специально в подарок госпоже Ровене) тоже становились знакомыми до мелочей, тогда и вспоминали про то, что только люди, живые люди, могут быть столь переменчивы и непредсказуемы, чтобы изучать их можно было до бесконечности. Потому что, если любой студент или выпускник факультета Равенкло, не говоря уж о дочери самой леди Ровены, обещает «подумать», то, без сомнения, намеревается обдумать в полной мере все и со всех сторон, то расщепляя мысль на мелкие составляющие, то, как диковинный механизм, собирая обратно. Это в любом случае требует времени, но, возможно, подобные мысли – конечно, не в отношении чужого факультета – приходили девушке и раньше, все детали и общие схему уже были заготовлены заранее, так что всего-то на второй день после вечернего разговора в библиотеке Хелена спустилась со своих заоблачных высот во всех смыслах этого слова и немного звенящим голосом, слегка не вяжущимся с попытками изобразить царственную невозмутимость, сообщила, что не против попытаться быть хоть чем-нибудь полезной, хотя, к сожалению, вверенные господину барону предметы и факультативы никогда не были ее сильной стороной. Грегори, впрочем, ее притворное спокойствие ни на миг не обмануло, в девушке было что-то от сильно сжатой пружины, а на всех волнах буквально телепатировалось, что достаточно будет одного неосторожного слова или даже взгляда – и ноги ее больше в слизеринских подземельях не будет. Поэтому, рассыпавшись в благодарностях, которые просто-таки на зубах похрустывали льдинками официозности, Грегори старался не встречаться с ней взглядом. Он, конечно, был предельно честен, но эти Равенкло так не похожи на других женщин – примерно как единороги на лошадей – станется с нее и за искренностью разглядеть второе дно!Он ничуть не ожидал, что сработаться с этой «Афиной нового времени» будет легко, но все-таки тешил себя предположением, что после лорда Салазара чей бы то ни было характер препятствием к сотрудничеству уже не станет. Хотя некоторой враждебности в его адрес, не без труда просматривающейся за холодной любезностью леди, ее согласие помогать не отменяло. - Вы в шахматы играете? – как-то между делом поинтересовался Грегори, спустя несколько недель их странного сотрудничества. Как он хорошо помнил, пока факультет возглавлял еще сам лорд Салазар, леди Ровена довольно существенную часть немногочисленного свободного времени проводила, соревнуясь с Слизерином в «игрушечных» (как это охарактеризовал лорд Годрик) баталиях, а потому барон почти не сомневался, что дочка ее так же не чужда подобному развлечению. Запланированные на сегодня обсуждения и планирования на тему «что такое ученики и как с ними бороться» как раз подошли к концу и девушка, явно собиравшаяся попрощаться, смерила Грегори взглядом из-под слегка сползшей на лоб легкой вуали. Глаза у нее были светлее, чем у леди Ровены, уже на грани между зеленью и голубизной, как отразившие небо озера – светлее и гораздо холоднее. Словно для того, чтобы скрыть, что на самом деле дочь была, напротив, эмоциональнее матери, как ни пыталась бы этого не показывать. - Не с Вами, – выдержав длительную паузу, решительно отрезала Хелена. - Я чем-нибудь заслужил Вашу неприязнь? – по возможности нейтрально, словно бы тоже исключительно отдавая дань этикету, осведомился барон. Маска хрустального спокойствия дала болезненную трещину.

- Да, – опустив глаза и поправив вуаль – так, что та, напротив, закрыла почти все лицо своим краем, едва слышно ответила девушка. - Могу я узнать о причинах? Не хотелось бы и в дальнейшем чем-то Вам… - Какая теперь разница, что будет в дальнейшем? – голос Хелены слегка задрожал. – Вы все уже сделали! Вы… Вы… это из-за Вас ей пришлось уехать! - Леди Саласии? – не смотря на некоторый ступор, сразу же понял, к чему идет речь, барон. - Разумеется! Вы во всем виноваты! Ведь дядя… то есть, лорд Салазар с самого начала собирался за Вас ее выдать! Тогда не пришлось бы вообще никуда уезжать, Саласия могла остаться здесь, с ним, со мной… Он, кажется, даже думал о том, чтобы взять Вас в свою семью, ну, чтобы сохранить фамилию. С какой стати Вам в голову стукнуло третий – третий! – раз тогда ко мне свататься? Я выразилась недостаточно понятно в предыдущем случае? Из-за Вашей глупой выходки дядя Салазар и передумал… Слезинка скользнула по незакрытой вуалью части щеки, дугой обрисовала плавную линию подбородка. - Это из-за Вас я осталась совсем-совсем одна в этой каменной клетке. И ничего изменить не могу, потому что снаружи, во всем внешнем мире любую женщину ждет только еще более страшная тюрьма, – глухо закончила Хелена. Грегори, не ожидавший ни столь бурной реакции, ни подобного… безупречного логического ряда – не сразу нашелся, что на это сказать. Для начала, он не был бы настолько уверен, что для Саласии «страшная участь» переезда из Хогвартса в столицу действительно была настолько страшной, как это представлялось Хелене. Кроме того… - Простите меня, леди, но с чего Вы вообще взяли, что я хоть когда-то собирался жениться на леди Саласии? - Как будто бы для вас не стало бы непреложным, когда дядя Салазар так решил бы? – теперь в голосе быстро справившейся с собой девушки промелькнул отголосок легкой насмешки. Ну, конечно… на заявление, будто «слизеринец», да еще и один из личных учеников мастера Салазара, способен поступиться древностью и благородства рода предполагаемой невесты ради такой мелочи, как свои личные симпатии, скорее всего, мягко посоветуют посетить хогвартского лекаря – а то заработался, видимо. Все, кто не был среди учеников Слизерина сам, и со стороны воображал, будто «знает» их систему ценностей. То есть, конечно, такая система ценностей действительно была, но понимали ее многие превратно. - Не стало бы! – с тихой твердостью возразил Грегори. – Для меня не стало бы. Я осознаю, какая это великая честь, но… Думаю, мастер на самом деле передумал вовсе не поэтому. Он видит людей насквозь, поэтому, даже не обсуждая этого со мной, понял. Я никогда не согласился бы быть принятым в их род. - Отчего же, Вы младший в своей семье, Вашей собственной фамилии не угрожало бы оборваться. Конечно, имя существенно воздействует на Древнюю магию, но Вам самому не обязательно было бы менять его. В чем тут проблема… - Даже не знаю, как это описать. Долгое время честь быть преемником мастера Салазара играла мне в пользу, открывая для меня те горизонты и пути, до которых я сам, если и сумел бы добраться, то ценой гораздо большего времени и усилий. Я до сих пор, безусловно, счастлив, что судьба распорядилась так, что лорд Слизерин избрал именно меня. Однако наступил какой-то переломный момент… Я не хочу всю свою жизнь быть просто «чьим-то учеником»! Даже такого великого человека, как мастер Салазар! Я бесконечно чту его и уважаю, но… право же, его величие отбрасывает такую тень, что с каждым годом я все больше опасаюсь, что меня – меня самого – никто не заметит и не запомнит. Конечно, превзойти Слизерина, достичь большего – это примерно как попытка попасть в солнце из лука, но… как у его ученика у меня все же есть хотя бы такая надежда. Как член его семьи, боюсь, я даже надеяться не мог бы… - Вот тут Вы, боюсь, правы… то есть… Признаться, я и представить себе не могла, что Вы можете чувствовать что-то подобное, лорд Грегори. Как-то это не по-"слизерински". - Отчего же. Тщеславие – именно то, в чем нас обычно спешат обвинить. Взглянув на нее, мужчина обнаружил, что Хелена, вопреки своему обыкновению, в неприкрытом смятении подняла как-то лихорадочно блеснувшие, наверное, от недавних слез глаза. Вуаль практически съехала с волос на плечи девушки. - Я понимаю, о чем Вы говорите… Как ни странно. Я и не думала, что кто-то может… Прошу Вас, простите мне эту сцену, лорд Грегори, я так давно ни с кем не разговаривала, и вообще ни с кем не разговаривала об этом. Боюсь, я готова оказалась обвинять кого угодно. Всего Вам доброго, господин барон! – неловким и чересчур резким движением поправив на волосах накидку, Хелена коротко кивнула ему и вышла в коридор. Грегори какое-то время почти так же потрясенно смотрел ей вслед. Неужели он практически наугад и почти невольно сумел обнаружить в душе девушки нужный рычажок? И каким теперь образом следовало поступать со своим открытием?