Холодная вокзальная площадь, выложенная сплошь громадными каменными плитами, навевала на Филиппа и без того жгучую, опаляющую изнутри тоску. Он с призрачной надеждой, которая еще теплилась в его уставшей и отчужденной от всего яркого душе, от общества, от тех, кем он хотел бы быть, все еще ждал, ждал, что кто-то приласкает его и выведет из трущоб одиночества и боли, подберет как одинокого, но верного пса. Мрачные мысли снова и снова повергали в эту ужасающую и засасывающую дыру отчаяния.